-- то он должен то же самое обещать своим
вассалам.
И, если знатный человек хочет, чтоб его судили лишь равные -- то и это
правило должно касаться всех.
Гражданин Ванвейлен говорил сегодня о своеволии сеньоров. Чем, однако,
заменить его? Уж не своеволием же короля? Если господин притесняет своего
вассала, тот может бежать к другому господину, а куда бежать, если
притесняет король?
Вот сейчас города радуются, что король избавил их от произвола сеньоров и
от грабежа. Но даже вор с большой дороги украдет не больше того, что есть. А
вот король -- если он потребует налог, превышающий городские доходы, -- что
скажут горожане тогда?
И если знатные люди считают, что король не вправе облагать их налогами
без их на то позволения и совета, то и горожан нельзя облагать налогами без
их на то согласия.
Гражданин Ванвейлен говорил о том, что право на войну -- плохая гарантия
для закона... Он, однако, иной не предложил. Вот и получается,что слова
закона, не подкрепленные делом, приносят мало пользы, а война, ведущаяся
из-за слов, приносит много вреда.
А ведь королевский произвол уже начался. Я говорил со многими гражданами
Ламассы, и они недовольны: почему интересы их представляет такой человек,
как Ойвен? Только потому, что чужеземец, Арфарра-советник, на него указал?
Городские коммуны сами избирают себе бургомистров и судей. Разве они дети,
что не в состоянии сами избрать того, кто будет защищать их интересы в
королевском совете?
И я думаю, что если король не сам будет назначать своих советников, а по
всем городам свободные люди будут их выбирать, то такой совет и будет
гарантией закона, лучшей, нежели добрая воля короля или гражданская война.
И такой совет не допустит ни своеволия знати, ни самоуправства
королевских чиновников, и не разорит налогами своих собственных избирателей,
потому что знать и народ будут в нем сидеть бок о бок, а не так, как сейчас,
когда одни готовы выцарапать глаза другим. И в таком совете будут все люди
королевства, и не будет только иностранцев, которым не известны ни законы,
ни обычаи страны, и которые зависят лишь от королевской воли.
Тут Марбод Кукушонок начал читать свое прошение, прошение, которое вчера
заново составили и подписали все собравшиеся в замке Ятунов. Обвинитель
Ойвен наклонился к советнику Арфарре и растерянно сказал:
-- Никогда не предполагал, что Кукушонок способен думать.
Арфарра ответил:
-- У него хватило времени подумать в камере. А у вас хватило глупости его
выпустить.
Помолчал и добавил:
-- Это безумие! Народ всегда стремится к соблюдению закона, а знать -- к
господству над народом, и интересы их нельзя примирить. И король -- зависит
от знати и бессилен, а государь -- опирается на народ и побеждает. А знать
-- знать обманет народ.
Один из сотников охраны снял с плеча колчан с рогатыми стрелами, ободрал
королевское оперение, белое с двумя черными отметинами, и сказал:
-- Я согласен подчиняться королю, но не ста двадцати лавочникам.
Изломал стрелы и ускакал.
Король благосклонно посмотрел ему вслед, ухмыльнулся и спросил:
-Это чего ж Кукушонок хочет?
Начальник тайной стражи, Хаммар Кобчик, подошел к королю и сказал:
-- Он хочет жениться на вашей сестре и стать во главе выборного совета.
Глава выборного совета будет издавать указы, а король будет указы
подписывать, как секретарь.
-- А... Ну-ну, -- усмехнулся король.
Марбод Кукушонок читал статью за статьей, пока не начался третий прилив и
не прошли часы, благоприятные для совета.
Все пошли варить пищу и трепать языками. Многие считали, что прав Марбод
Белый Кречет, потому что обвинителя
