белый шелк -- ни узоров, ни листьев, и этой шелковой дымке, за спиной,
Страна Великого Света: города и городки, леса и поля, аккуратные каналы,
розовые деревни, солнце зацепилось за ветку золотого дерева...
Закричала и кинулась в болото лягушка... Разве можно сравнить? Этот --
герой, а тот -- бог...
-- Я, -- сказала Айлиль, -- хочу быть государыней Великого Света.
Марбод подскочил и выхватил бы портрет из рук, если б не цепочка на шее.
-- Не трогай, -- закричала королевна, -- дикарь!
Марбод Кукушонок выпустил портрет и отшатнулся.
-- Это колдовство! -- закричал он. -- Вас опутали чарами! Этот маленький
негодяй Неревен! -- и вдруг вгляделся пристальнее в белое покрывало Айлиль и
сорвал его, -- серебрянные паучки треснули, ткань взметнулась в воздухе...
Девушка вскрикнула, а Марбод выхватил меч, подкинул покрывало в воздух и
принялся рубить его. Айлиль давно уже убежала, а он все рубил и рубил,
потому что легкая тряпка рубилась плохо... Наконец воткнул меч в землю, упал
рядом сам и заплакал. Так он и проплакал целый час, потом встал, отряхнулся
и ушел. Ветер зацеплял клочки кружев и волок их то в болотце, то к
вересковым кустам.
x x x
Королевская сестра, естественно, не сказала Неревену, как и кто порвал
его вышивку. Положила в ларь золотой инисский покров, и все. Наутро караван
отправился в путь, и вместе с ним уехали пятеро заморских торговцев со своим
золотом. Королевский советник Ванвейлен остался потому, что он вообще
оставался в королевстве, а Сайлас Бредшо остался потому, что уезжал через
три дня вместе с Даттамом, рассчитывавшим налегке нагнать грузный караван.
Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой Марбод Кукушонок берет в руки
чудесный меч, а король рубит колдуна мечом колдуна; в которой
оказывается, что гражданская война -- неподходящее средство для
соблюдения законности, и что в истинном государстве не должно
быть ни нищих, склонных к бунтам, ни богачей, склонных к
своеволию.
Утром первого дня первой луны начался Весенний Совет. Все говорили, что
не помнят такого многолюдного совета.
Тысячу лет назад на побережье вынули кусок Белой Горы, в вынутом овале
прорезали ступеньки. Во время оно на ступеньках сидели граждане, слушали
говоривших внизу ораторов и решали городские дела. Потом, при Золотом
Государе, внизу стали выступать актеры. Государи внизу не говорили, а
приносили жертвы на вершине государевой горы. Потом на ступеньках Белой Горы
пересчитывали войска. Теперь ступенек не хватило, и люди заполнили еще и
равнину. Слышно, однако, было очень хорошо.
Настлали помост. Король сел под священным дубом, триста лет назад
проросшим у основания скалы. На южной стороне дуба сел Арфарра-советник, в
простом зеленом паллии, издали почти горожанин. Справа от него -- советник
Ванвейлен, слева -- обвинитель Ойвен, и еще множество горожан, рыцарей и
монахов, в простых кафтанах и разодетых.
На северной стороне дуба собралась знать. Людей там было куда меньше, чем
простонародья, зато все они были в разноцветных одеждах и с отменным
оружием.
Даттам и его люди расположились особняком на западном склоне горы, где
обрушились зрительские трибуны и удобно было стоять лошадям. Заморские
торговцы сегодня утром уехали с торговым караваном. Кроме Ванвейлена,
остался еще Бредшо. Теперь Бредшо сидел рядом с Даттамом, потому что под
священный дуб его бы не пустили, а в общую давку ему не хотелось. Даттам был
весьма задумчив. Бредшо спросил его:
-- Чем, вы думаете, кончится дело?
Даттам рассердился и ответил:
-- Если бы было известно, чем кончаются народные собрания, так
