страшны были Даттаму ни законы про "твое" и "мое" , ни замки с
сеньорами -- но вот свободное предпринимательство и антитрестовское
законодательство -- этого несостоявшийся государь Иршахчан вынести не мог.
Этот человек был: и кабана съест, и про муху скажет: "тоже мясо".
Даттам старался, чтобы все от него зависело. Поэтому-то держал мастерские
только в империи -- хранил монополию. Поэтому-то лично ездил по местным
горам. А вот пропади Даттам, помри, например, от шального вируса -- и
пропадет половина торговых связей... Даттаму хроническая анархия была
выгодна -- он плавал только в мутной воде. Как вокруг не было государства, а
была личная преданность -- и предательство, так и свободного
предпринимательства не было, -- а были личные торговые связи.
Даттам вроде бы смирился с тем, что происходит в королевстве -- показывал
когти и ждал, сколько ему предложат. И поэтому, когда приходил жалобщик и
говорил, к примеру, что Шамаур Рысий Хвост окружил его хутор, похватал слуг
и служанок, а его самого с женой повесил коптиться над очагом, пока подлые
люди не откроют кубышки и не напишут дарственную -- тогда дарственная
соответственным образом пересматривалась. А когда жалобщик приходил и
рассказывал то же самое о людях Даттама, -- тогда приходилось утереться,
сложить жалобу в особый ларец и велеть ждать. Часто Арфарра давал таким
людям земли за дамбой.
x x x
Марбод Кукушонок очень изменился. Он привык спать в грязи -- но при мече.
Привык быть рядом со смертью, но знал, что песня о его смерти будет без
хулы.
Еще в тюрьме он вытребовал от адвоката копию Шадаурова соглашения и
нынешней петиции. Переписал их собственноручно, потом позвал адвоката и
велел толковать каждое слово.
Адвокат толковал, молодая вдова суконщика сидела возле постели и вышивала
шелковый значок, в жаровне бегала саламандра.
Адвокат кончил, Марбод взял бумагу, разодрал ее и кинул в жаровню.
Вдова всполошилась:
-- Грех выкидывать написанное! -- кинулась подбирать клочки.
Марбод улыбался с подушек. Один король подписал Шадаурово соглашение, "по
нашей воле и совету знатных людей", а другой король -- разорвал и сжег "по
нашей воле и воле народа".
Слова! В какую сторону слово поверни, в такую оно и смотрит... Слова! Без
костей, как язык... А чародеев побеждают лишь их собственным оружием.
-- Но почему же тогда, -- громко спросил Марбод, -- законы Золотого
Государя не пропали вместе с империей, а закон на языке сеньоров --
разорвали и сожгли?
Адвокат кашлянул.
-- Гм, -- сказал он. -- С формально-юридической точки зрения это вовсе не
закон. Это просто мирный договор между Шадауром Аломом и Дехкат Ятуном.
Дехката убили, и договор сгинул.
Ах, да совсем не в формальностях дело...
За порогом камеры молодая женщина нагнала адвоката и справилась о
старинном законе, требующем от убийцы женитьбы на вдове убитого, чтоб
восполнить убыток кормильца.
Адвокат сухо сказал, что он в данном случае вряд ли применим.
-- Только если выдать замуж за вассала...
Женщина свесила головку и пошла, глотая слезы и запрятав в рукаве клочки
бумаги, исписанной его рукой, к знакомой колдунье.
x x x
Марбода Кукушонка выпустили из тюрьмы за пять дней до Весеннего Совета.
Обвинение в сожжении корабля отпало, а за убийство суконщика он заплатил
тройную виру.
Вдова суконщика уехала с ним, и говорили, что Марбод берет ее второй
женой. Люди знатные при известии о столь неравном браке качали головами и
говорили, что Кукушонку многое можно простить. В семье суконщика и в цехе
ничего подобного не подозревали
