за
жизнь, а богач -- за имущество, то да -- наведем порядок.
Бредшо посмотрел на него и сказал:
-- Даттам мне вчера говорит: "Товарищ ваш теперь даже головку держит, как
Арфарра-советник. Только вот глаза все равно не яшмовые... "
-- Сволочь твой Даттам, -- сказал Ванвейлен. -- Если бы Небесные Кузнецы
победили, он бы в империи завел порядки хуже иршахчановых.
-- Что, -- спросил Стависски, -- не жалеешь, что Марбод Кукушонок жив?
На щеках Ванвейлена вспыхнуло два красных пятна, он помолчал и ответил
сквозь зубы:
-- Он еще сам об этом пожалеет.
На прощание королевский советник встал, спустился вниз, разыскал в сенях
плоскогубцы, поднялся вверх, снял с гвоздя тяжелый подвесной светильник из
белой бронзы, со свисающими кистями дымчатых топазов, вытащил из бревна
гвоздь, на котором светильник висел, вручил светильник старшему Хатчинсону,
а гвоздь -- младшему Хатчинсону, и сказал:
-- Железных гвоздей рядом с порогом не вбивают. Придут люди и скажут: "В
доме советника Ванвейлена скоро будет несчастье".
Подхватил шитый плащ и был таков.
Когда он выезжал за ворота, в окно высунулся разъяренный Бредшо и
проорал:
-- Эй! Клайд! Не берите взяток подвесными светильниками, которые надо
вешать на железные гвозди!
x x x
Клайд Ванвейлен весьма изменился: он почувствовал вкус того, чего доселе
не знал: власти. В глубине души он дивился необыкновенной быстроте, с
которой можно было достичь вершин в обществе, гордящемся родом и кланом...
Это все равно, если б его отец в первый же месяц после эмиграции попал в
сенат. Ванвейлен, конечно, не обманывался насчет своего статуса и понимал,
что возвышение его -- не от избытка, а от недостатка демократии: королю и
Арфарре выгодно иметь при себе людей, зависящих от самого короля, а не от
обычаев и людей страны.
Впрочем, из земельных грамот было видно, что истинно древних родов в
королевстве: два, три, четыре. А большинство было таких, чей дед или отец
сообщал предыдущему владельцу поместья: "Мой род начинается с меня, а твой
-- оканчивается тобой... " В империи власть имущие величали себя
представителями народа, в королевстве -- представителями знати, но кто из
них лгал больше -- неизвестно.
Большая часть времени королевского советника была занята, как водится,
судебными исками. Люди уверились, что король и в самом деле призывает
показывать "неправды и утеснения собственников в принадлежащем им имуществе"
-- и показывали. По первому разу Ванвейлен спросил у Арфарры совета. Тот
усмехнулся и ответил, что хороший судья судит не по закону, а по
справедливости. Ванвейлен вскипел. Вскоре он понял, к своему ужасу, что
Арфарра был прав. Через неделю он забыл многое, непригодное для этого мира,
и понял, что Марбода Кукушонка надо было повесить в назидание иным.
Иски ограбленных крестьян были однообразны, как симптомы одной болезни, и
началась эта болезнь, действительно, задолго до завоевания. Еще тогда люди
богатые и влиятельные обманом или насилием заставляли переписывать на себя
землю, принадлежащую среднему классу, а потом отдавали эту землю обратно
бывшему собственнику -- но уже в обработку. Средний класс исчезал: земли
пустели. Тогда-то Золотой Государь учредил общины, стал снижать налоги и
прощать недоимки. Но все было напрасно, самый механизм прощения недоимок
обратился против фермеров: человек маленький вынужден был платить аккуратно,
а человек влиятельный хитрил, крутился -- пока не выходило прощения всех
недоимок...
Все это происходило до завоевания (а в империи это происходило сейчас), а
после завоевания обман уступил место насилию.
