с трудом встал и выглянул в треугольное окно. Солнце заливало
серединный двор. Десяток дворовых не по-братски делились остатками утренней
трапезы. Две толстых бабы катили из мшаника пивную бочку. Брехали псы,
где-то кудахтали куры и пофыркивали лошади. На надвратной башне сидела
стайка ржаных корольков. Корольки смотрели на родовой вяз посередине двора,
с золотой цепью вокруг ствола и пестрыми лентами на ветвях и одобрительно
попискивали. С нижней ветки вяза свисали пять одинаковых серых свертков.
Бредшо скрипнул зубами и пошел разыскивать Даттама.
Торговца нигде не было. Во влажной и душной оранжерее он нашел Шавию,
храмового управляющего. Тот неспешно посыпал песком исписанный лист,
раскланялся и сказал, что Даттам уехал на охоту с графом.
-- А как вы себя чувствуете, господин Бредшо?
-- Как я могу себя чувствовать? Даттам подарил мне проповедника, а сам
выкрал его и повесил, нарушив слово.
-- В самом деле, -- изумился Шавия, -- однако он сказал, что вы отдарили
его проповедником в обмен на штуку харайнского шелка и золотую попону для
седла.
У Бредшо потемнело в глазах.
-- Что?!
-- Все сочли, что это очень выгодный обмен, господин Бредшо, а бедняжка
граф очень огорчился, ибо давно предлагал за попону любимую наложницу.
Бредшо как был, так и сел на землю оранжереи, закрыв лицо руками.
-- О, боже мой! Какой мерзавец! Зачем он это сделал?
-- Господин Даттам хотел повесить человека. Еще не было такого, чтобы
господин Даттам хотел повесить человека и этого не сделал.
Пестрые герберы кивали головами в распаренном воздухе. Живот старого
вейца то поднимался, то опадал, как у ящерки на солнышке.
-- А вы? -- отчаянно закричал Бредшо, -- это вы мне посоветовали эту
дурацкую сделку с серебром! Впрочем, это не имеет значения по сравнению с
виселицей...
-- Ах, господин Бредшо! Даттам пригрозил, что я не вернусь из этой
поездки, если я не предложу вам этого договора, а вы видели, что у Даттама
слова не расходятся с делом.
x x x
Бредшо вернулся в горницу весь вспотевший после душной оранжереи. Ржаных
корольков во дворе стало еще больше, и некоторые из них пересели на верхушку
вяза.
Горница была прибрана и вытоплена, вещи доверены на сохранение черевам
богов, глядевших с резных ларей. В изголовье кровати лежала шитая лебедями
попона. Она была действительно очень хороша, и глаза у лебедей были из
настоящих и довольно больших изумрудов.
Да, Даттам, конечно, правильно сказал, что он не убийца. Но при этом имел
в виду,видимо, что он -- палач. Потом у Бредшо как-то неожиданно зарябило в
глазах, он прилег на постель и потерял сознание.
x x x
Три дня Бредшо провалялся без сознания: в бреду ему чудился Даттам и
другие мерзости. На четвертый день очнулся -- Даттама, конечно, не было.
Рядом сидела старуха с лицом, сморщенным наподобие персиковой косточки.
Старуха сказала, что оцарапавший его топорик был смочен в яде-волчанике, от
которого обычно никто не спасается.
-- Вы, однако, заступились за святого, он -- за вас.
Бредшо подумал об антибиотике и ничего не сказал.
Графская дочь Имана сказала, что Даттам взял себе западный флигель, в
котором давно завелась нечисть. Ночью видно, как в домик слетаются бесы,
крутятся голубые молнии. Вчера трое поварят сговорились, разукрасили черным
волкодава и спустили его в дымоход: хотели напугать бесов, -- так наутро
волкодава нашли у порога без шерсти и в синих нехороших пятнах. Даттам
только показал на поваренка пальцем, -- того схватило и начало трепать, а
потом и его товарищей.
Вечером пятого дня Бредшо спустился
