потом опять повозки. На священной повозке развевалось
храмовое знамя, золотая цивета, и еще веер-значок: лама, навьюченная
собственной шерстью: тоже товар, несущий товар.
Даттам дождался, пока желтая священная повозка со знаменем Шакуника
переедет через мост, и снова поскакал вперед. За ним -- Бредшо, молодой
племянник графа, Торхег Бычья Кость, и еще трое дружинников, имена которых
здесь не упоминаются. Из-за золотого перемирия они ехали без оружия. У всех,
конечно, были мечи, потому что свободный человек без меча не ходит. У
дружинников и Даттама были луки, потому что кончились времена предков, и
звери золотого перемирия не соблюдают. Еще было три швырковых топора, секира
и пять дротиков, -- а больше никакого оружия не было совершенно.
Сразу за мостом стоял резной храм. Вокруг храма шла почерневшая
деревянная галерея, а на круглой крыше сидел бог Варайорт, сам шельмец и
покровитель шельмецов. У бога было девять глаз, по числу сторон света, и он
весь перекосился от старости и гнева; в сотне шагов от храма дюжина мужиков
рубила священную кипарисовую рощу.
Даттам подъехал к рубщикам и недовольно спросил:
-- По чьему приказу рубите рощу?
Один из мужиков повернулся и ответил:
-- Господин велел.
Даттам с досадой крякнул и поглядел на графского племянника. А тот
засмеялся, потому что считал, что дядя, торгуя с империей, ведет себя жадно
и неблагородно. Кроме того, Варайорт был богом вейским, местным и
простонародным.
Племянник сказал:
-- Не имею чести знать дядиных распоряжений по хозяйству. Но полагаю, что
если можно разорять общинные поля, то и священную рощу -- тем более.
Даттам поглядел: рощица уходила в ущелье, росла на неважной земле, и от
вырубки ее все равно было мало проку. А Даттам знал, что всеми делами
заправлял не столько граф,, сколько его жена, женщина вздорная, и, надо
сказать, совсем жадная. Даттам спросил:
-- Господин или госпожа?
Меж тем подошло еще несколько крестьян, и один из них ответил:
-- Господин в мире только один, общий для всех. И вот вы мне скажите:
если мы сообща пользуемся вечными вещами, то тем более должны быть общими
вещи преходящие. Как же можно огораживать землю и резать ее кусочками?
Графский племянник ткнул себя от удивления пальцем в лоб и сказал:
-- Да ты что говоришь?
А Даттам не стал спорить, повернул коня и закричал:
-- Назад!
Тут мужики с топорами бросились на всадников, а сверху кинули конопляную
сеть. Сеть, однако, зацепила ветвь дерева: всадники пригнулись и выскочили,
только трое запутались. На узде у Бредшо повисло двое мужиков, остальные
прыгали вокруг с вилами и топорами. Меч у Бредшо был тот, что подарил Белый
Эльсил: рукоятка увита золоченым шнуром, на шнуре надпись на языке богов, --
и больше никакого волшебства. Бредшо, однако, научился на турнирах за три
недели драться как следует, отбился и поворотил коня. Коня мужики могли бы
без труда зарубить, но пожалели дорогое животное.
Даттам уже скакал обратно, и наперерез ему -- человек в синем кафтане на
коне и с копьем. Человек ударил копьем, Даттам увернулся, зажал копье под
мышкой и дернул коня: всадника выворотило из седла. Тут, однако, под ногами
Даттамова коня взметнулась сетка: конь перекувырнулся, Даттам полетел через
голову: тут же ему на шею накинули веревку и потащили. Бредшо догнал его,
извернулся и перерубил веревку. Внезапно с дерева на плечи Бредшо кто-то
прыгнул ловко, как щекотунчик, и ударил топором. Топор был сланцевый и
раскололся; легкая кольчуга, правда, тоже расскочилась, кольца посыпались
вниз, и вслед за кольцами полетел сам Бредшо.
