пришлет в тюрьму приличного вина. Меня тошнит от просяной
бузы!
Это толпе очень понравилось, люди засвистели в восторге.
Ночью Марбод плакал от досады. Какой позор! Умереть не как воин, а как
овца! Марбоду показалось, что один из поручителей тайком от других жалеет
его. Он улучил момент наедине и посулил лавочнику что угодно за кинжал или
яд.
Тюремщик оглянулся и упал ка колени:
-- Господин! Я был вассалом Кречетов в прошлой жизни и останусь им в
будущей. Ваш отец говорит: род будет обесчещен, если вы умрете в тюрьме или
от рук палача. На Весеннем Совете все знатные люди будут требовать вашего
освобождения!
x x x
Ванвейлен побывал на строительстве дамбы.
-- Помните, -- сказал он, -- был тут один работник -- без ушей, без носа.
-- Помню, -- сказал,управляющий. -- Мы его неделю назад выгнали. Товарища
обокрал.
-- А за что, -- спросил Ванвейлен, -- у него уши отняли?
-- А, -- сказал управляющий, -- за морское воровство. А ведь из почтенной
семьи человек, из цеха ныряльщиков. У брата -- такая лавка в Яшмовом
Квартале.
x x x
Ванвейлен навестил лавку в Яшмовом квартале.
Хорошенькая, чистенькая девочка с золотыми косами продала ему стеклянные
губки и полновесные, безо всякого уродства, морские апельсины.
Девочке было лет двенадцать, и о человеке-половинке она сказала
снисходительно, подражая взрослым:
-- Когда бабушка была им беременна, дедушка рубил дрова и поранил себе
ногу. Все с самого начала говорили, что из ребенка ничего не выйдет.
Ванвейлен спросил, не поддерживают ли они связи с непутевым
родственником, и девочка вся зарделась, как от неприличного намека.
-- Вот когда он помрет, тогда, конечно, придется его кормить, чтоб не
злился. А сейчас -- как можно!
Ванвейлен выскочил из лавки так, что едва не опрокинул разносчика масла,
входившего в дверь, извинился и пошел домой.
Разносчик поглядел ему вслед, поправил картуз и шагнул внутрь лавки.
Вечером разносчик сказал сыщику Доню:
-- Заморский торговец Ванвейлен разыскивает морского вора по кличке Лух
Половинка. Лух Половинка ходит под водой, как посуху. Последний год
остепенился, работал на строительстве дамбы. Неделю назад его выгнали --
управляющему показалось, что он о чем-то толковал с чужеземцами. Где он
теперь -- никто не знает.
Сыщик Донь покопался в своей картотеке.
На следующий день, когда один из малолетних агентов Доня околачивался
возле лавки, из решетчатого окна выглянула старуха-лавочница и протянула
мальчишке узелок со словами и с монеткой: "Отнеси на Ивняковую улицу". В
узелке были лепешки, печенные с тмином и заговорами, чтобы исправиться.
Материнское исправление пеклось напрасно: Луха Половинки по указанному
адресу не оказалось.
Сыщик Донь задумался.
Странное дело. Если господин Ванвейлен знал (опять же -- откуда?), что
второй человек, бывший на корабле, -- Лух Половинка, то почему он не сказал
об этом Доню? Если он не хотел, чтобы Луха Половинку отыскал именно Донь --
зачем обещал две тысячи?
Несомненно было одно: чужестранец стал своим человеком у королевского
советника; Стало быть, действовал по его приказу. Стало быть, лучше было его
слушаться. Ибо сыщик Донь не знал многих второстепенных обстоятельства
данного дела, но знал все существенные.
Второстепенные обстоятельства были следующие: если бы Кукушонок хотел
убить чужеземца -- он явился бы на корабль один; если бы хотел корабль сжечь
-- он явился бы с десятком дружинников; в любом случае морской вор Лух
Половинка был странной компанией для знатного господина.
Существенные обстоятельства
