находил виновника с "соленым глазом", -- не нравились люди
с соленым глазом народу, не нравились, как и государству!
Пестрый всадник проскакал по недостроенному настилу, -- один плотник, как
лягушка, нырнул в воду, -- соскочил с коня, подбежал к Даттаму, начал,
захлебываясь, рассказывать: и о ночном гадании, и о Марбоде Кукушонке, и о
Белом Эльсиле.
-- А чужеземец? -- спросил Даттам. -- Куда он делся из Золотого храма?
-- Ускакал после полудня! Словно ясновидец!
-- Еще что? -- осклабившись, сказал Даттам.
-- Еще господину настоятелю кажется, что Арфарра затевает мерзкую игру, и
что Марбод Кукушонок, может, жив.
Даттам скатился со скалы, велел блюсти, как девицу, желтую среднюю
повозку, вскочил на коня и с десятью боевыми монахами был таков.
x x x
Навстречу Бредшо попадалось довольно много народу, ехавшего на ярмарку, а
попутчиков что-то не было. Наконец повстречались шесть деревянных фур,
распряженные волы щипали травку. Девушка в шелковых лентах окликнула его:
-- Куда едешь?
Бредшо сказал:
-- У меня вышла ссора с Марбодом Кукушонком. И такая крепкая ссора, что,
я боюсь, его дружинники за мной гонятся, несмотря на золотое перемирие. Еду
к графу Лахуры.
Девица поглядела, как Бредшо сидит на лошади, засмеялась:
-- Ты думаешь, люди Кукушонка не догонят такого конника? -- Обмахнулась
кончиком косы и добавила: -- Ты уже проехал мимо долины Пузырей. Раньше,
когда по слову государя цвели деревья, там зимой растили персики и манго для
Ламассы, а теперь там все провалилось в озеро. Я, однако, дам тебе палочку,
-- покойники тебя не тронут, а людей там нет. А до долины, -- засмеялась она
и снова обмахнулась толстой косой, -- поедешь с нами. Если что, я тебя в
сене спрячу...
Бредшо подивился легкости, с какой можно добыть оберег от покойников,
однако вскоре понял, что актеры были не столько актеры, сколько
странствующие звериные мимы. По-вейски можно было бы сказать, что они не
переодевались, а превращались в своих персонажей, ходили одноногие и с
лопухами вместо ушей. По-аломски этого сказать было нельзя, поскольку
понятия "переодеваться" и "воплощаться" выражались в нем одним словом.
Бредшо нашел недурной и саму женщину, и ее предложение. А если его
настигнут в заколдованном месте, -- прекрасно. Два выстрела из минного
пистолета только укрепят репутацию покойных садоводов из долины пузырей.
x x x
Дружинники Эльсила скакали всю ночь, а утром повстречались с караваном
звериных мимов. Стали спрашивать о чужеземце. Из оранжевой фуры высунулась,
бесстыдно оправляя паневу, красавица-колдунья.
Эльсил смотрел на нее, а она хмурила бровки, изогнутые наподобие лука, и
взгляд -- как стрела:
-- Чужеземец? Белокурый, худощавый? Конь саврасый? Вечером проскакал, --
вроде на утиный шлях собирался.
Эльсил поскакал дальше. Дорога шевелилась, вспархивала птицами, -- на
соседнем поле нагие девушки бесстыдно волочили зубом вверх рало, проводя
черту между жизнью и смертью, -- а половина Эльсила уже за этой чертой.
-- Сними шапку, дурень, -- сердито закричал Эльсил одному из дружинников.
-- Не видишь -- солнце восходит!
Через час заметили у придорожного камня черепаху и решили погадать.
Эльсил провел черты и резы и сказал:
-- Сдается мне, что свора забежала вперед дичи.
И поворотил коня.
Один из дружинников заступил ему дорогу и сказал:
-- Старая Лахута завистлива. Мало ли бывало неверных предсказаний?
-- Оставь его, -- сказал другой дружинник. -- Ты что, не видишь, что у
него из головы не идет эта колдунья. Вот бабы! Как общинный выгон: пасутся
все, а -- ничье.
