в нем давно не сидели, и Киссур встал у стены, окруженный
вассалами.
Тут к нему подошел Белый Эльсил, боевой друг Марбода, и сказал:
-- Я слыхал, что ты гадал на постороннем, и никто, кроме тебя,
постороннего не видел. И сдается мне, что это был не посторонний, а бес,
который позавидовал Марбоду. Боги любят лгать из зависти! И уже не раз
бывало с Арфаррой-советником, что род отсекал ветвь за ветвью, чтобы его
успокоить, и начиналось с того, что люди презирали род, а Арфарра потом род
истреблял.
Киссур ухватился зубами за свой палец и ничего не ответил. Только через
некоторое время промолвил:
-- Однако, что за привычки у чиновников империи? Приговоренные пришли, а
палач опаздывает!
И, действительно, советника Арфарры все еще не было.
Господин Даттам, извещенный о готовящемся, тоже явился в залу и заметил
там, как ни жался тот в угол, одного хуторянина, некоего Зана Дутыша, в
желтом кафтанчике с изодранными локтями и в конопляных туфлях. Тут Даттам
понял, что Арфарра знает о Дутыше все, и велел принести ларец с бумагами,
из-за которых вчера не спал; если Дутыш будет жаловаться сразу после суда
над Кукушонком, лучше отдать и не связываться...
x x x
А Клайд Ванвейлен стоял, окруженный горожанами. Главный интерес суда для
горожан был такой, что вчера торговый человек утер нос знатному мерзавцу, а
сеньоры тут же стали говорить, что это можно было сделать только
колдовством. Точно такие же слухи распускались и о битве у Козьей Реки,
когда "третьи стали первыми". Стали, и вот как: первые два ряда рыцарей
испугались и убежали, городская пехота пропустила их сквозь щели, врылась в
землю острыми концами щитов и выиграла битву.
Горожане были люди рассудительные, колдовства не терпели. При Ванвейлене
был адвокат и семьдесят два соприсяжника, готовых клясться вместе с ним, что
Сайлас Бредшо -- не колдун, и никакого колдовства не было.
Наконец явился советник Арфарра.
Киссур Ятун и Арфарра-советник вышли перед королем и стали друг против
друга, один -- на яшмовом поле, а другой -- на лазуритовом. Каждому под ноги
положили стрелу-громотушку, чтоб они говорили только правду.
Киссур Ятун был в бирюзовом кафтане с золотым шнуром по вороту и рукавам.
На пластинах боевого панциря были нарисованы пасти и хвосты, и такие же
пасти и хвосты, только серебром, были на коротком плаще. Сапоги у него были
высокие, красные, а рукоять меча и ножны отделаны жемчугом и нефритом.
Арфарра-советник был в зеленом шелковом паллии, глаза у него были не
золотые, а розоватые, и было видно, что всю ночь он не спал. Киссур Ятун
погляделся в зеркало, усмехнулся и сказал соприсяжнику:
-- Я одет достойно, как кукла на ярмарке, а он -- скверно, как кукольник.
Тут Арфарра-советник заведенным чином начал обвинять Марбода Кукушонка в
похищении и увечьях, нанесенных свободному человеку, послушнику Неревену.
Первым его свидетелем был Клайд Ванвейлен. Ванвейлен взял, как было
велено, священный треножник и рассказал, как его друг увидел в храме разбой
и поспешил на помощь. А кого, почему били -- откуда им знать?
-- А что он делал у храма? -- спросил король.
-- Шел молиться, -- удивился Ванвейлен.
Король нахмурился. Вчера заморский торговец не был столь богобоязнен!
Вспомнил следы: врет, на треножнике врет! Тысячу, тысячу раз прав советник:
надо, надо искоренить нелепые суды, и соприсяжников, и судебные поединки, и
ввести правильное слогоговорение, с защитой и обвинением, с юридическим
разбирательством и пытками.
А Киссур Ятун улыбнулся и сказал, как велела старая женщина:
-- Вы, Арфарра-советник, ошиблись
