что пил он чарку не зря.
Киссур Белый Кречет принял Хаммара Кобчика в серединной зале замка, и
усадил его на скамью, полую, чтоб было видно, что скамья без засады.
Кобчик сказал:
-- Завтра над Марбодом Белым Кречетом будет королевский суд.
-- В чем же его обвиняют? -- спросил старший брат.
-- В похищении и истязании человека -- раз. В злоумышлении на храм --
два. В покушении на государя -- три.
Киссур Белый Кречет вздрогнул. На государя!
Дело в том, что в стране было два рода законов. Судили по обычаю, а когда
обычаев не было, судили по законам Золотого Государя. Марбод Кукушонок
дрался с королем, по обычаю это был просто поединок и в этом поединке никто
не пострадал. Вот если бы Марбод короля убил или покалечил, -- тогда другое
дело, тогда он платил бы виру втрое больше, чем за убийство самого знатного
человека. А по законам Золотого Государя за покушение на государя смертная
казнь полагалась и злоумышленнику, и роду его, и саду, и дому, и прочему
имуществу.
Тут Киссур улыбнулся и сказал:
-- Это дело темное и странное. Все говорят, что меч моего брата сломался
из-за колдовства Арфарры-советника, и король вел себя при этом очень плохо.
Хаммар улыбнулся и подумал: "Хорошо, что Сайлас Бредшо уехал и не будет
завтра на суде, потому что он совсем не походит на колдуна. А о Клайде
Ванвейлене, который будет вместо него, всем ясно, что он колдун, потому что
иначе он не посмел бы стрелять в птицу". А вслух Хаммар сказал:
-- Две недели назад в Золотом Улье была подписана бумага: -- пусть-де на
Весеннем Совете король принесет вассальную клятву Кречетам. Глупая бумага!
Если вы, однако, откажетесь от прав на Мертвый Город, то речи о покушении на
государя завтра не будет.
Тут Киссур Кречет поглядел вокруг, на серединную залу и широкий двор за
цветными стеклами.
Замок был еще молодой и незаконнорожденный, и во дворе стояло за
серебряной решеткой родильное деревце Марбода.
И Киссур подумал, что теперь из-за Кукушонка и замок снесут, и земли
отберут, и сам Киссур станет изгнанником. А Киссур был человек домовитый,
продавал Даттаму много шерсти.
А Хаммар Кобчик поглядел на деревце по дворе вслед за Киссуром, улыбнулся
и сказал:
-- А наверное, старая женщина предсказала правильно.
Это он говорил к тому, что если срубить родильное дерево и отказаться от
Марбода, то завтра объявят вне закона одного Кукушонка, а род тут будет не
при чем.
Киссур Ятун поглядел на Хаммара Кобчика и подумал: "Арфарра послал ко мне
моего кровника нарочно, чтобы я с ним не согласился". Улыбнулся и сказал:
-- Брат мой знал, что, если бы сегодня он явился в замок, я бы никогда
его не отдал и не выгнал. Он, однако, пропал, не желая стеснять моего
решения. Так могу ли я отказаться от брата? -- Помолчал и добавил: --
Посмотрим, что решит суд.
Все одобрили это решение, потому что уклониться от суда, -- ничуть не
лучше, чем уклониться от поединка. Другое дело -- не подчиняться решению
суда.
x x x
Король вернулся из храма в ужасе. Пришел в комнату с круглыми и
квадратными богами; советник там так и сидел. Он все видел в зеркале.
Советник сказал: "Это только одна из душ". И что же? Марбод был жив, а
родовой его меч -- перешиблен после того, как король разбил шар.
Без колдовства это было сделать нельзя; по рассказам очевидцев, торговец
дрался много хуже Марбода. Марбод рубил и сплеча, и сбоку, и крест-накрест,
и "зимней ромашкой", и "тремя крестами", и "дубовым листом" -- забавлялся, а
последний его прием -- "блеск росы в лунную ночь" -- никогда его еще не
подводил.
Чужеземец поклялся, что его меч -- без
