-- Земли остались королю, и он отдал их простолюдинам, которые на них
сидели, а участники похода получили свою долю деньгами. А деньги отдали
своим же бывшим рабам в Ламассе!
Тут Лух Медведь поглядел на хозяйского сына. А у того, надо сказать, на
кафтане по червленому бархату шли накладки вроде хвоста ската -- не очень
искусной работы и серебряные.
-- Да, -- сказал Лух. -- То ли король не доплатил своим воинам, то ли они
переплатили ремесленникам.
-- Вы меня не так поняли, сударь, -- сказал Таннах. -- Я сказал не
"заплатили", а "отдали". И не оружейнику, а, скажем, красильщику, чтоб он
себе на эти деньги завел новую красильню, а потом с красильни отдавал долю с
дохода. Это все Арфарра придумал и назвал "планом обогащения народа
посредством ссуд и паев".
Тут, однако, Кукушонок не выдержал и стал отгибать у плаща роговые
застежки:
-- Мои деньги, -- говорит, -- все ушли на виры. А что осталось -- отдам
вашей родне.
-- Я о вас, сударь не говорю, -- возразил Таннах. -- Кречеты -- совсем
другое дело. Кречеты -- королевский род, и весь Мертвый город в Ламассе --
принадлежит, слава Лахут, роду Кречетов. Не во всей Ламассе королевский
колдун распоряжается.
Надобно сказать, что Таннах не знал, что старый Зомин, ленник Кречетов,
владевший Мертвым городом, три луны как умер. И что по новым законам
выморочный лен перешел к королю. Если бы он это заранее знал, то ничего бы
не произошло. Но когда ему указали на ошибку прилюдно, он взял и уперся:
-- Что за чепуха! Пусть король пользуется землей, владеют-то ей все равно
Кречеты. Как король, Варай Алом, конечно, сеньор Кречетов, а как держатель
Мертвого города -- он теперь их вассал.
Тут все обомлели, потому что, действительно, получалось, что король
теперь -- вассал Кречетов.
А хозяйский сын заметил:
-- Это по наущению Афарры король не приносит вассальной клятвы.
Тут языки у всех развязались, люди стали Арфарру поносить, как могли,
потому что было за что.
Надо сказать, что всю эту ругань чужеземцы слушали, прямо-таки разинув
рот... Но мы ее пересказывать не беремся, да и невозможно. Ведь даже о битве
у Рачьей реки можно сложить песню, хотя бы и хулительную. А как сложить
песню о том, как Арфарра-советник учредил при дворе новые должности, насажал
туда простолюдинов, а старых титулов хоть и не отменил, но превратил в
пустое место?
Шардаш Кривой Сучок даже так разошелся, что заявил:
-- В конце концов, Кречеты не виноваты, что крестьяне молятся ржаному
корольку, -- однако понял, что сказал совсем не то, сконфузился и сунул
палец в рот.
И вот, когда все наругались и перепились, встал Шодом Опоссум, хозяин, и
сказал:
-- Я так думаю, что если король хочет иметь верных воинов, по обычаю, то
и сам должен обычаи соблюдать. И уж если мы все тут собрались, и те, кто
будет на Весеннем Совете, и те, кто не будет, -- нам надо составить грамоту,
и сказать в этой грамоте: если король не принесет Кречетам вассальной клятвы
-- то и мы ему ничем не обязаны.
И если король принесет вассальную клятву -- это значит, что он уважает
обычаи королевства и свободу сеньоров, а если нет -- то тогда сеньорам
придется самим защищать свою свободу, и, клянусь божьим зобом, мы ее
защитим, ибо свобода -- эта такая штука, которая слаще, чем перепелка в
шафранном соусе и девственница в брачную ночь!
Все были пьяны, составили грамоту и подписали.
Впоследствии, как только советник Арфарра узнал о пире, он кинулся
доказывать королю, что это Марбод Кукушонок сговорился насчет грамоты с
Опоссумом и подзуживал остальных. Но король только рассмеялся
