бумагой, а не стеклами. Посереди залы - старый мраморный
стол, бронзовые треножники, мереников лик; при отдельном столике: бумага с
кистями, секретарь, тушечница простая-простая: медный Именет на гнутой
ножке. Даттам по уговору с Рехеттой ничего не сказал о купленном рисе, а
только доложил:
- Варвары не придут на помощь правительству.
- Но и к нам на помощь не придут, - уточнил Мехвер.
Мехвер был силач: так велик, что на все тело ума не хватает. Раньше
он был инспектором при военных поселениях, а теперь командовал
пятитысячным отрядом и всюду держал сторону Бажара.
Даттам помолчал и сказал:
- Король Алом - не придет. Но король - не государь, и королевство -
не государство. У меня там есть друзья с пятитысячными армиями, они
придут, если я позову.
- Странно было бы, - заметил Бажар, - тем, кто не признает частной
собственности, звать на помощь частные войска. Ведь это войска должников и
рабов!
Мехвер поддержал его:
- Варвары будут грабить народ, невозможно звать их на помощь.
На самом деле Мехвер и Бажар думали не о народе, а о том, что
союзники - личные друзья Даттама.
Потом стали составлять воззвание. В это время многие жители бежали из
захваченной бунтовщиками столицы провинции. Чтобы бороться с этим, Даттам
предложил восстановить деление по шестидворкам и предупредить, что за
побег одного несут ответственность остальные. Это предложение было принято
единогласно. Также написали о необходимости бороться против воров и
разбойников. Надо сказать, что к этому времени слово "вор" употреблялось у
правительства и повстанцев как местоимение "вы", и ничего особенного,
кроме противной стороны, не обозначало.
Рехетта стал подписывать воззвание. Вдруг Мехвер своей лапой - хвать
у него тушечницу, и кричит:
- Пусть первым подпишет Бажар.
Рехетта усмехнулся, протянул прибор. Потом помолчал и говорит:
- Мы опоздали с воззваниями! Как восстановить древние порядки, если
народ испорчен до мозга костей и изменил путям неба? Ему неведом голос
справедливости, ему ведом лишь шепот зависти. В Варнарайне взяточники не
давали людям наживаться, - зависть заговорила в полный голос и толкнула
людей на бунт. А в соседних провинциях бунтовать некому - те, у кого есть
имущество, не хотят им делиться, а те, у кого имущества нет, не прочь
завладеть чужим, но не хотят ничего делать общим.
Бажар стал смеяться:
- При чем тут народ! Ваша личная стража ходит в бархатном тряпье! Вы
тыкаете пальцем в баб на улицах! Нет женщины в городе, с которой бы вы не
переблудили! Вы не раздаете народу и десятой доли того, что забираете
себе! Куда вы подевали половину казны наместника? Отправили в горы вместе
с Даттамом... Новые чиновники бьют народ палками, чтобы люди сеяли рис!
Тут секретарь выронил тушечницу, и один из телохранителей Бажара
отшвырнул ее носком сапога. А пророк спокойно сказал:
- Новые чиновники приводят народ в чувство, потому что войскам и
народу нечего есть. Войскам и народу нечего есть потому, что вы, Бажар,
разрушили дамбы на Левом Орхе. А дамбы вы разрушили потому, что продались
правительству.
- Это ты продался властям, - закричал Мехвер. - Ты не назвал себя
императором, чтобы легче было примириться с этими подонками из столицы!
Телохранители Бажара обнажили клинки. Чиновники Рехетты попятились,
понимая, что сейчас их зарежут. Тогда Даттам свистнул: в окнах разорвалась
промасленная бумага, и в зал начали прыгать варвары его свиты.
Телохранители Бажара окаменели, ведь варвары Даттама были не совсем
людьми, и так близки к животной природе, что в пылу
