секретарей, секретари
слушаются взяток. Он за золото не то что мои грехи покроет - он воду
молоком сделает.
Гости усомнились. Хариз стал смеяться:
- Вы думаете, только этот смутьян, которого завтра казнят, умеет
колдовать?
Тут все стали просить Хариза показать свое умение. Хариз говорит:
"Хорошо". Принесли пять связок золотых государей. Хариз написал указ,
предписывающей воде стать молоком и завернул в указ золото. Потом подозвал
девицу Шайму и велел ей все это кинуть с островка в пруд.
И надо же было такому случиться: девица пожалела, что деньги пропадут
напрасно, и тайком сунула две связки в рукав.
Вода зашумела, забелела... Кто-то зачерпнул ковшом и засмеялся:
- Что за шутки! - говорит. - Это сыворотка.
Судья рассердился на Бужву:
- Ты чего меня позоришь перед гостями? Я тебе и так втрое больше дал!
Отдавай деньги обратно.
Однако разве Парчовый Старец, взяв, отдаст? Пьяные гости стали нырять
в воду, надеясь выудить деньги, да не тут-то было. Кто-то вспомнил про
Рехетту:
- А вот кому надо велеть нырнуть за деньгами!
Гости усомнились: не сбежит ли? Хариз заверил присутствующих:
- Никакой опасности нет! Колдун, будь он хоть трижды искусен, не
может перелететь за казенную стену! Три месяца назад его племянник в
столице воровал златой гранат. По воздуху - пролетел, а через казенные
стены пришлось пропуск показывать.
Привели небесного кузнеца. Судья кричит:
- Мы тут спьяну Бужве взятку дали, отбери у Бужвы взятку! Отберешь -
помилую.
Колдун улыбнулся, встряхнулся: веревки поползли с него, как гнилое
луковое перо. Одна взметнулась: к островку лег радужный мостик. Рехетта
перебежал по мостику и нырнул прямо в рот Бужве. И тут же статуя начала
расти, расти, вот она уже выросла выше ограды, вот начала клониться на
сторону... Тут Хариз протрезвел и закричал:
- Рубите! Уйдет за казенную стену, уйдет!
Набежали стражники, стали рубить топором статую Бужвы!
Тут загремел гром, заходили волны, небо покрылось тучами, стены
управы поползли как плоть с костей мертвеца. Статуя пропала, а сквозь
стены запрыгали молодцы с огненными крючьями. Девицы, однако, увидели, что
это не люди Парчового Старца, а подмастерья Белого Кузнеца. Во-первых,
одеты были точь-в-точь как на стенах кузнечного цеха, а во-вторых, ни
женщин, ни золота не тронули, а стали рубить стражу, как капусту. Судью
подтащили к алтарю Бужвы и оттяпали серебряным крюком голову. Господин
Хариз испугался, прыгнул в пасть кувшину, - кувшин зашатался и взвился к
луне. А больше в ту ночь никто из казенных людей не спасся.
Снова сделался гром - и кузнецы пропали.
Слушатель! Ты, конечно, не поверишь, что небесный кузнец раскрошил
стены управы. Потому что если в священном сосуде прогоркло масло, то масло
выливают, а сосуд наполняют вновь. Но какой безумец разобьет сосуд, вместо
того, чтоб вылить масло? Если в управе завелись казнокрады, разве бог
разобьет стены закона? Нет, он покарает казнокрадов. А колотить за этакое
дело стены управы - это все равно, что разбивать сосуд за то, что в нем
прогоркло масло.
А дело было вот в чем: неделю назад в город вернулся Даттам. Он-то
колдовать не умел, но в цеху к нему пристали: освободи-де Рехетту, иначе
заявим на тебя властям. Тогда Даттам велел достать ему оливкового масла,
вылил его в котел, нагрел с окисью свинца, перегнал, смешал с кислотой,
какой в цехе травили офорты и разлил по горшкам. Эти-то горшки Даттам
велел заложить под казенную стену, и он же велел заговорщикам натереть
мечи фосфором.
Девицы поняли, что спрашивать будут с
