и пихнул обратно в кресло.
- Цыц, - сказал он, - сидели в присутствии государя, так и сидите!
- Послушайте-ка меня, - продолжал Киссур. - Я, может, и палач, но я
не дурак! Я, господин Ванвейлен, с самого начала удивлялся, зачем я
оказался на вашем совещании, потому что на этом совещании делили пирог под
названием страна Великого Света, и я был там явно лишний. А потом вы при
мне стали рассуждать о том, что только чудо может спасти ойкумену; и что
вашим оружием можно в полчаса уничтожить лагерь Ханалая, но вы, Клайд
Ванвейлен, никогда такого приказа не отдадите, потому что вам за это
накостыляют по шее. И даже дурак бы понял, на что вы меня, господин
Ванвейлен, подбиваете, и что вы без меня придумали с Арфаррой.
Ванвейлен опять всплеснул руками и полез было из кресла, но Киссур
затопал ногами.
- Цыц, - сказал он, - я договорю до конца. Вам надо было уничтожить
Ханалая. Вам надо было, чтобы ответственность за это несли не вы, а выгоду
получили вы. Ведь остатки мятежников сегодня ползли к столице на коленях!
Вам надо было сделать так, чтобы министром был Нан, а не я... вы разрешили
все ваши затруднения одним махом. Я на вас не сержусь. Что вы такое?
Торговец из страны торговцев: а нравы торговцев везде одинаковы.
Тут Киссур повернулся к Арфарре.
- Что же касается вас, господин Арфарра... Признаться, вы оскорбили
меня. Ведь если бы вы позвали меня к себе, рассказали, как обстоят дела, и
признались, что вам нужен человек, который захватит штурмовик и уничтожит
лагерь Ханалая, и что после этого государь должен будет отречься от этого
человека, имя которого станет грязью и прахом; а ни вы, ни Ванвейлен в
этом замешаны не будете, - разве я сказал бы "нет?" Вы оскорбили меня
недоверием, господин Арфарра...
Арфарра сидел в кресле, выпрямившись и совершенно неподвижно.
Государь Варназд вскочил с малого трона.
- Киссур, - сказал он, - эти твари могут убираться. Моим первым
министром будете вы, и только вы.
И тут Киссур Белый Кречет в первый раз в жизни перебил государя.
- Я еще не кончил, - нехорошо улыбаясь, сказал он. - Как я могу,
государь, быть вашим министром, если вы сами отрешили меня от должности;
назначили двести тысяч за мою голову; велели жечь мое имя на всех алтарях!
- Это была ошибка!
- Вы оскорбили меня, - продолжал Киссур, - вы поверили негодяям,
которым клялись не верить. Когда человека оскорбляет другой человек, -
есть много способов мести. Когда человека оскорбляет государь, - есть
только один способ мести.
- Остановите его, - закричал Ванвейлен.
Один из десантников из-за двери прыгнул к Киссуру. Киссур поймал
десантника левой рукой и шваркнул им о стенку. Правой рукой он вытащил из
рукава белый трехгранный кинжал, с широкими лепестками у рукояти и тремя
желобками для стока крови, и, все так же улыбаясь, всадил его себе в грудь
по самые лепестки. Все замерли. Киссур стоял некоторое время, молча и
удивленно глядя на государя.
- Скверно это будет, - прошептал Киссур, - если станут говорить,
будто я в таком случае промахнулся...
Он не договорил, закрыл глаза, пошатнулся и упал на руки подбежавшему
землянину. И никто, конечно, не мог бы сказать, что Киссур струсил или
промахнулся, потому что кинжал его вошел точно в сердце, пересек левое
предсердие и почти вышел из лопатки.
ЭПИЛОГ
Прошел почти месяц. Многие вспоминали про этот месяц по-разному, а
Шаваш так никогда и не мог вспомнить до конца, что именно было с ним в
этот месяц. Но вот, как-то через месяц Шаваш открыл глаза в небольшой
белой комнате и увидел,
