что
люди племени аколь в свое время сделали много зла народу аломов. Тем не
менее он заверил Киссура, что этого человека никто не найдет, пока все не
успокоится. Киссур выписал Исану охранную грамоту и сказал:
- Пусть только чужие государства попробуют арестовывать подданных
империи за то, что было сделано для блага империи.
Исан сказал:
- Это лучше, чем ничего, но я предпочел бы избежать обстоятельств,
при которых мне пришлось бы предъявлять эту бумагу.
Еще Киссур подписал Исану дарственную на два огромных поместья из
числа своих собственных, близ столицы, и на третье, - в Инисских болотах.
- Там нефть, - застенчиво объяснил маленький варвар. Киссур не очень
понял объяснения.
После этого Киссур отрядил Идди с дружинниками в лагерь бунтовщиков,
исправить недоделки, и нельзя сказать, чтобы Идди был доволен поручением.
Киссур взял пять человек и отправился в столицу. Переправляясь через Левую
Реку, Киссур заметил серебристый самолет. Тот покачал сердито крыльями и
полетел дальше.
Остаток дня Киссур провел в саду. Он лежал на траве и следил за
пролетающими самолетами. В середине дня он съел легкий обед. Самолеты
летали не так часто, но к вечеру все небо было расчерчено, как храмовое
окошко, серебристыми лопухами. Возможно, Киссур ждал гонца или стражника:
но никакого гонца не появилось. Вечером Киссур поднялся в дом, переоделся
и отправился во дворец государя.
На Белой площади двое чужеземцев вешали на дерево черную тыкву, из
породы показывающих картинки, тыква похрюкивала, и вокруг нее собиралась
толпа. Прямо с телег раздавали пироги, квадратные, как земля, и банки с
разноцветными этикетками, с донышком круглым, как небо. Наверняка по
совету Нана.
Во дворце все уже знали о его прибытии. Десантник в форме цвета
гусиного дерьма взглянул на него и залопотал что-то в рацию с длинным
одиноким ухом. Чиновник в зале аудиенций испуганно шарахнулся в сторону.
Киссур немного полаялся с этим чиновником и прошел в личные покои
государя. В черепаховой комнате сидел, выпрямившись в кресле, государь, в
белой сорочке и в шапочке с жемчужным венчиком, и лицо его было бледней
жемчужного венчика. Справа от государя сидел Арфарра, укутанный кружевной
накидкой и с врачом позади кресла. Слева от государя, за его спиной, стоял
Нан, как будто обнимая государя за плечи и что-то говоря. Чуть поодаль
сидел, немного развалясь, Клайд Ванвейлен, и еще один чужеземец, уважая
государя, стоял на ногах. К стенке жался пяток перепуганных чиновников.
Видимо, Киссур прервал какое-то совещание, на котором Ванвейлен и Нан
объясняли государю, как управлять страной, а Арфарра поддакивал. Киссур
остановился в дверях. Нан шевельнулся за спиной государя и сказал с
непроницаемым лицом:
- Господин Киссур... То, что вы сделали...
Его перебил Ванвейлен.
- Я не знаю, как вы осмелились явиться сюда, но если после всего
случившегося вы надеетесь оставаться первым министром...
- Это катастрофа, - сказал третий чужеземец, - никто не осмелится
иметь дело с правительством, во главе которого стоит палач.
Киссур засмеялся, выудил из рукава печать и кинул ее через стол
Ванвейлену.
- Экое красноречие, - сказал он. - Вам нужно, чтобы первым министром
был Нан, а не я - так бы и говорили. Я и сам понимаю, что первый министр,
который не берет взяток, не исполняет своих профессиональных обязанностей.
Ванвейлен стал красным, как рак, и вскочил с кресла.
- Палач, - заорал он, - что вы себе позволяете! Киссур подошел к
Ванвейлену, сгреб его за широкую шелковую плетку, в которую тот завернул
шею,