космической техникой,
приборостроением и оружием. Нефтью - на новых планетах... Вы правы - ни
одна страна не будет помогать вам по-настоящему. В лучшем случае пришлют
любопытных корреспондентов и тысячу банок тушенки, которые были б
прекрасным поводом для драки, если б кто-нибудь на Вее еще нуждался в
поводе для драки... Я - готов помочь.
- Почему? - спросил Арфарра.
- Четверть века назад, - сказал Ванвейлен, - я был человеком без
гроша в кармане. Вы научили меня... кое-чему. Долг платежом красен.
Арфарра молчал. Четверть века назад он бы непременно сказал, что
такие вещи, которым он мог научить Ванвейлена, можно делать только для
выгоды государства; а сделанные для личной выгоды, они называются
преступлениями. Теперь он этого не сказал, а чуть вздохнул и ответил:
- Вы лжете. Вы не отдаете долг милосердия. Вы вкладываете капитал.
- Конечно, - сказал Ванвейлен. - Милосердные люди организуют комиссии
и комитеты. Милосердные люди суют нищему в руку миску с супом. Им главное
- утвердить собственное благородство с помощью этого супа, а что будет с
нищим через неделю, им все равно. Им даже хочется, чтобы он остался нищим
и чтобы можно было второй раз самоутвердиться за счет нищего, подав ему
миску супа. А немилосердные люди создают компании. Они вкладывают капитал,
- и они расшибутся, чтобы этот нищий встал на ноги и возместил им затраты.
- Проще говоря, - сказал Арфарра, - вы покупаете империю. С домами,
садами, дворцами и подданными. И на этом условии согласны оберегать свое
имущество.
- Можно сказать и так, - согласился Клайд Ванвейлен.
- Вы очень торопитесь. Стало быть, кроме вас, если и другие
покупатели?
- Кроме вас, - ответил Ванвейлен, - есть и другие продавцы.
Наступило долгое молчание.
- Что же, - сказал Арфарра, - мы можем сделать?
Ванвейлен повернул голову к врачу и сказал:
- Будьте добры, оставьте нас. И позовите Стрейтона.
Врач прикрыл дверь и ушел.
Через два часа он вернулся. Совещание, видимо, было закончено. Оба
землянина сидели подле чиновника и прятали друг от друга глаза.
- Это, - сказал Арфарра, - будет самой омерзительной проделкой в моей
жизни.
Стрейтон невозмутимо откинулся на спинку стула. Ванвейлен улыбнулся и
сказал:
- Предложите что-нибудь получше.
Они повернулись и вышли. Врач подошел к постели и увидел, что
чиновник плачет. Врач некоторое время смотрел на Арфарру, а потом сделал
старику укол. Тот закрыл глаза и заснул. Врач тихонько растворил окно и
задернул занавески. В комнате пахло так, как пахнет, когда трое людей
задумали в ней какую-то чрезвычайную гадость.
Эту ночь Киссур спал глубоко и спокойно. Ханадар Сушеный Финик
разбудил его на рассвете. Они поднялись на стену и увидели, что на другом
берегу реки собралось уже не меньше трех тысяч человек. На мосту над
вчерашними мертвецами старались птички. У поросшей мхом башни пятеро
дружинников Киссура сидели и смотрели, как товарищ их печет пирожки из
монастырской муки. Рядом лежал целый сноп стрел - дружинники собрали их
ночью у подножья стен.
Тут в верховьях реки послышались крики. Киссур обернулся: это лодка с
солдатами Ханалая распоролась о бамбуковые колья, вбитые еще для вчерашних
барж, люди посыпались в воду, как горох. Ханадар Сушеный Финик подождал,
пока течение снесет их начальника в красном кафтане поближе к мосту,
натянул лук и выстрелил. Красный кафтан нырнул и обратно не вынырнул.
Пирожки наконец испеклись: Киссур с дружинниками сели в кружок и
стали есть лепешки, заворачивая в них копченое мясо. Датти Зеленые
