столицу, синее небо бесчестия сменится красным небом радости, а вся земля
превратится в одну шелковую красную циновку; рис на полях будет расти без
шелухи и сочиться маслом, а поверх риса будут бегать жареные куры и
поросята. Можно будет отрезать кусочек поросенка и съесть, и он тут же
отрастет снова.
Политическая часть учения Лахута гласила, что Киссур и Арфарра
подменили государя и превратили его в лисицу, и имеют способ превратить
всех в лисиц. Из этого вытекала необходимость восстать против Киссура и
Арфарры, хотя логичней было б против таких колдунов, которые умеют
превращать людей в лисиц, не восставать.
Сказать по правде, никого так не боялся Ханалай, как этого безумного
проповедника.
Через три часа пошли знакомые места: ворота в государев парк были
распахнуты настежь. Варназд глядел сквозь слезы: вот мелькнула резная
беседка над гротом, похожим на тот, где он два года назад встретил
Киссура, вот миновали дуб, под которым он так любил сидеть с Наном. "А
вдруг меня не убьют" - подумал Варназд, и сердце его забилось надеждой.
В этот миг тележка повернула, - перед Варназдом вспыхнула золотая
черепица малого дворца, и площадь, запруженная мятежниками. На стене
дворца висел труп чиновника, который выдал себя за государя, чтобы тот
сумел бежать. Чиновника раздели и воткнули ему сзади лисий хвост, чтобы
было видно, что это оборотень, а не настоящий государь. Но это было видно
и так, потому что Варназд был белокур и чист лицом, а подменный чиновник
рябоват и рыж.
Варназд понял, что надеялся напрасно.
Государя ввели в малую залу Ста Полей, - такую же, как та, в которой
он всего три дня назад подписал проклятия Киссуру.
Тысячи бликов плясали в разноцветных квадратах, росписи на стенах
блистали, как окна в иные миры. Трон в середине зала был пуст: высоко над
ним, на железных цепях висел лучезарный венец потомков Иршахчана, - ах,
как государь боялся в детстве, что этот страшный венец сорвется с цепи и
раздавит его!
Вокруг теснили самые мерзкие рожи, - у хрустального дерева, поставив
одну ногу на ступеньку трона, стоял Ханалай с обнаженным мечом, а рядом с
ним стоял маленький полуголый человек, с грудью, поросшей седым пушком и
медным когтем вместо руки. "Это мне померещилось" - подумал Варназд,
"потому что медные когти вместо руки бывают только у щекотунчиков".
Варназд хотел сказать что-то полагающееся в подобных случаях, что
нибудь вроде "Убейте меня, но не обижайте мой народ", но сообразил, что в
этом шуме его вряд ли кто услышит, а будущий историк на досуге придумает
получше.
Варназда подвели к трону. Вдруг стало ужасно тихо.
Меднокрюкий зацепил государя, как коршун цыпленка, и громко сказал:
- Вода бывает то водой, то льдом, в зависимости от холода или жары, -
ойкумена бывает то счастливой, то несчастной, в зависимости от государя.
Если народ доволен - значит, государь добр. Если народ бунтует, - значит,
на трон пробрался недостойный. Беру вас всех во свидетели: не я убиваю
этого человека, но сам Господь!
Варназд зажмурил глаза и вытянул, как цыпленок, шею.
- Негодяй, - вскричал чей-то голос, - как ты смеешь поднимать руку на
государя!
И в тот же миг, к крайнему изумлению Варназда, полуголый проповедник
упал, рассеченный на две половинки.
И если вы хотите узнать, кто был неожиданный спаситель государя, -
читайте следующую главу.
18
Итак, полуголый мятежник упал мертвым. Наместник Ханалай, - именно он
зарубил негодяя, - вытер меч, вложил его в ножны, встал на одно колено
перед государем и произнес:
- Государь! Я, глупый
