которого Сушеный Финик расшиб о
камни.
Но к этому времени не только Сушеный Финик, но и менее проницательные
люди заметили у ног Идари черного рысенка. Кроме того, все знали, что
женщины в подобных случаях становятся пророчицами, и ужаснулись ее словам
о скорой смерти Киссура и последующих затем сварах.
Настроение солдат вдруг переменилось. Зашептались все громче и
громче, что, верно, кто-то навел на войско порчу, потому что не могли же
они сами додуматься до бунта! Люди разбрелись, кто куда, и вскоре отыскали
двух колдунов и трех лазутчиков, посланных Ханалаем, чтобы мутить народ.
Воины изъявили покорность государю и расправились с этими людьми, а были
ли то настоящие лазутчики или просто плохие люди - об этом трудно судить.
Едва в лагере Ханалая стало известно о нелепом великодушии Киссура,
бывший разбойник усмехнулся, оставил палатки и двести человек жечь
шестьсот костров, а сам с армией тихо убрался к западу.
А еще через три дня Чареника упал перед государем на колени:
- Киссур отказался возвратиться в столицу, а потом его войско
взбунтовалось и объявило его королем.
- Вздор, - сказал государь, - это не Киссур, а его командиры!
- Разве не ясно, - возразил Чареника, что командиры сказал полководцу
при всех то, о чем полководец просил их наедине?
- Я не верю, - сказал государь, - он, верно, отказался.
- Да, - сказал Чареника, - отказался, потому что в одном войске не
бывает двух королей. Он договорился с Ханалаем и со своим отцом, и, как
почтительный сын, не может быть впереди отца.
- Я не верю, - в третий раз сказал государь, - что он не приедет.
Читал ли он мое письмо? Где ответ?
- Он прочел ваше письмо, - ответил Чареника, - говорят, это письмо
читали по всему лагерю, а потом Киссур надел его на кончик меча и сжег на
глазах толпы.
Тут Варназд побледнел так страшно, что Чареника остановился. Привели
господин Астака. Тот был честный человек и друг Чареники. Меньше всего на
свете он был способен подвести друга, и рассказ его выглядел нехорошим для
Киссура. В другое время государь бы не поверил его рассказу или подождал
бы еще вестей из войска. Но сейчас государь ничего не слышал, а слышал
только то, что его письмо читали по всему лагерю, и думал, как пьяная
солдатня смеялась над этим письмом.
Через два часа на всех площадях читали указ о том, что бывший первый
министр Киссур Белый Кречет, - изменник и скорпион, кусающий руку
благодетеля, адская тварь и комок смрада, - и тому, кто принесет голову
этого комка смрада, будет вознаграждение в двести тысяч, а дом его и сад
может взять каждый.
Никто, однако, не стал брать его дома и сада. В лавках и на площадях
плакали и говорили, что указ подложен и на государя навели порчу; уверяли
также, что Арфарра не болен, а отравлен. А господин Чареника, придя домой,
написал седьмое письмо Ханалаю и был очень доволен, что его враг теперь -
враг государя.
После этого указа государь замахал руками и уехал охотиться. Он
охотился два дня с небольшой свитой, а жил в маленьком домике, с
центральной залой и десятком комнат вокруг.
Утром второго дня государь вышел из домика. К домику ставили
пристройку, и он был весь в лесах, сверху стучали молотками плотники.
Вдруг государь заметил чиновника на взмыленной лошади. Чиновник подскакал
к нему, спешился и закричал, что части Ханалая, говорят, показались в
Белых-Ключах. Государю показалось, что чиновник мелет вздор.
- Ты, верно, перепутал, - сказал он, - не Белые-Ключи, а Белые-Ручьи!
Разница между двумя городками была в сотню верст. Чиновнику надо было
б