на письмо государя к подданному, а скорее... Киссур
ужаснулся при мысли, что подумают об этом письме грубые головы у
солдатских костров... Это значит - опозорить имя государя! Тем более слухи
такие в лагере уже ходили, и хотя все это была гнусная ложь, варвары,
привыкшие к воинской любви, и гнусной-то не считали.
Киссур вытащил письмо государя, насадил его на кончик меча и сунул в
плошку, горевшую перед клеткой со священными мышами: письмо вспыхнуло и
стало гореть. Мыши заволновались. Когда письмо сгорело, Киссур опять
спросил обступивших его командиров и воинов, которые уже слетелись к
навесу, как мухи на гнилой арбуз:
- Чего вы хотите?
- Киссур, - сказал Сушеный Финик, - когда ты отрубил моему королю
голову в Барсучьем Логу, я и прочие главы племени поняли, что это был
неудачливый человек, и предложили тебе быть нашим королем. Ты сказал нам,
что в империи королей не бывает, и мы признали себя вассалами государя.
Однако теперь выходит, что в империи бывают и короли, и князья, и вообще
черт знает что такое.
- Долг вассала, - продолжал Сушеный Финик, - в том, чтобы верно
служить господину; долг господина - в том, чтобы защищать интересы
вассала. Мы - твои вассалы, а ты вассал государя. И если твой господин,
государь, отнимает у тебя вассалов и отдает их другому, то этим он
разрывает узы долга.
Чиновникам эти доводы показались за чушь, но в войске все поняли и
стали радоваться, потому что Сушеный Финик очень подробно обговорил свою
речь со знатоками законов и одной ученой женщиной.
- Сегодня, - продолжал Сушеный Финик, - государь нарушил свой долг
господина по отношению к тебе. У тебя остался лишь долг господина по
отношению к нам, и ты будешь проклят в трех рождениях, оставив нас одних.
Все мы понимаем, что лучше воевать против столицы, чем против
провинции Харайн, - потому что войска столицы хуже войск Ханалая, а
сокровища столицы, наоборот, лучше сокровищ Ханалая. И еще вот что я
скажу, Киссур, - ты удачливый человек, и раздаешь на пирах браслеты и
кубки. Многие просили у тебя земли, но ты ответил, что землю может дать
только государь, и так этот разговор и издох. И мы полагаем, что, став
королем, ты дашь нам землю и вейцев для работы на земле.
Сушеный Финик кончил, и в войске поднялся оглушительный крик. Люди
затанцевали и застучали рукоятями мечей о щиты, - все вопили, чтобы Киссур
стал королем и соединился со своим отцом и Ханалаем. Астак и его
чиновника, слушая все это, лежали скорее мертвые, чем живые.
- Дайте мне час на размышление, - сказал Киссур.
Войско расступилось: Киссур прошел в свою палатку.
Там он упал на шкуру медведя, которого когда-то забодал рогатиной на
государевых глазах, и долго лежал, не шевелясь.
Он понял, что проиграл битву в Барсучьем Логу.
То есть лично он, Киссур, эту битву выиграл. Но для ойкумены это было
совершенно неважно. После этой битвы варвары покорились государю? - но они
и раньше изъявляли покорность. Изъявляли покорность и требовали земли. За
что? За то же самое, чтобы служить тому, кого они сделают государем.
О! Киссур знал своих воинов, - они не были враждебны империи, они
обожали ее. Восхищали их и нефритовые кувшины с прекрасными лицами, и
ткани, разукрашенные так, словно их вышивали в раю, и прозрачный фарфор. А
смешило их то, что жители империи не умеют спать на седле и мочиться с
седла, а зато понаделали себе кроватей, чтобы спать поближе к небу, словно
им мало подстилки. Или что жители империи не умеют поддеть человека
трезубцем, а зато понаделали себе трезубцев
