Вчера ради вас был брошен в тюрьму Нан, завтра ради вас казнят
половину высших чиновников, а послезавтра, пожалуй, казнят и вас самого!
Каждый думает: когда падают горы, где уж уцелеть муравью? Вы и я имеем не
больше прав на это место, чем разбойник Ханалай. Вы можете обманываться по
этому поводу, государь может обманываться по этому поводу, - цены на рынке
не обманешь!
- Я запрещу рынок, - сказал Киссур.
- Ба, - засмеялся Арфарра, - рынок можно запретить, но цены-то
останутся.
Глаза Киссура стали круглые от бешенства и изумления.
- Вы, - продолжал Арфарра, - обвиняли господина Нана в разорении
государства! Хоть один наместник при Нане бунтовал или уклонялся от
налогов? Полюбуйтесь: за две недели при вас случился бунт в столице и три
непочтительности в провинциях: и это еще только начало! Вы разбили
ойкумену, словно яйцо!
Киссур, как был, в своем атласном кафтане, сел на ковер, закрыл лицо
руками и ничего не говорил. Арфарре вдруг стало жалко юношу. Он выбрался
из кресла и встал у него над плечом.
- А что, - спросил Киссур негромко, - смерть моя что-то исправит?
- А что, - спросил Арфарра, - если разбить второе яйцо, - это починит
первое?
Киссур встал, тряхнул головой, оправил пояс с трехцветной каймой.
- Это хорошо, - сказал Киссур, - что смерть моя ничего не исправит,
потому что я все равно бы не убился.
Помолчал, повернулся и вышел.
Услышав о недостойном поведении Ханалая, к государю явились послы от
чахарских горцев. Послы сказали, что племя их давно мечтает быть в числе
подданных империи, и горит желанием оказать государю услугу - расправиться
с мятежником Ханалаем. В награду за услугу горцы просили позволения
поселиться в провинции Чахар, и иметь на прокорм третью часть чахарских
доходов и земель.
- Ибо, - сказали послы, распростершись крыжом, - по невежеству своему
наш народ не умеет обрабатывать землю.
Государь сказал горцам, что он не нуждается в них для войны с
Ханалаем. Тогда горцы сказали, что это хорошо, но что они все равно хотели
бы поселиться в провинции Чахар и иметь на прокорм треть чахарских земель
и доходов. Тогда государь сказал, что ему очень не хотелось бы, чтобы к
нему обращались с подобными просьбами. Тогда послы горцев сказали, что им
очень не хотелось бы обращаться с подобной просьбой к Ханалаю.
Государь заколебался. Первый министр Киссур заявил, однако, что не
намерен отмечать год своего вступления в должность дурными
предзнаменованиями. Он взял отряд конников в пять тысяч человек, провел
этот отряд по горному перевалу, по которому не ходил никто, кроме
привидений и контрабандистов, зашел горцам в тыл и разрешил проблему
чахарских горцев полностью и бесповоротно.
Перед отъездом Киссур пришел к советнику Арфарре и попросил наложить
на него какой-нибудь зарок: не есть, например, кур по пятницам, или не
ездить на вороном коне, или что-нибудь в этом роде. У предков его было
принято ради победы давать такие зароки. Арфарра подумал и наложил на
Киссура зарок: чтобы ни случилось, не взимать никогда самому налоги с
провинции Кассанданы, смежной с Чахаром.
После победы Киссур собрался навестить мятежника Ханалая, но тут близ
соседней провинции Кассанданы тоже объявились желающие стать подданными
империи. Шестьдесят тысяч их подошло к самой реке; князь их явился в
лагерь Киссура и сказал, что народ его хочет переправиться через реку и
выразить покорность государю. За выражение покорности он просил для своего
народа - треть доходов с земель по ту сторону реки, а для себя просил
должность наместника.
