служанок, и пошла, пошла
бочком, подражая стариковской походке. - Вчера пришел, ничего не ел -
поваров-то всю ночь пороли!
- А когда в тюрьме сидел, - фыркнула Янни, - у Идари пирожки
выпрашивал. Клянчил!
Идари покраснела. Она хотела сказать, что, во-первых, Арфарра не
клянчил никаких пирожков, - она сама их принесла, а, во-вторых, она вовсе
не для этого рассказывала об этом Янни. Но Идари только опустила головку и
промолчала.
Надобно сказать, что на женской половине дворца мало что знали о
происшедшем в городе, а только слышали, как Чареника ругает Арфарру самым
последними словами. Идари - та очень тревожилась о судьбе Киссура. Но она
знала его только под именем Кешьярты, юноши с льняными волосами и голубыми
глазами. А про Киссура, нового фаворита, на женской половине знали только
то, что у него во рту шестьдесят два зуба, и уши срослись за затылком.
Час прошел за хихиканьем, а потом Янни позвали к отцу. К девушкам
Янни не вернулась, заперлась в своей комнате. Идари прошла к ней. Янни
лежала, уткнувшись носиком в кружевные подушки, и рыдала. Идари стала ее
утешать. Янни перебралась с подушек на плечо Идари и сказала:
- А этот человек, Арфарра, - ты с ним говорила? Он совсем противный
старик?
Идари поглядела на подругу и осторожно сказала:
- Он совсем как кусочек сухой корицы, и в нем много хорошего. Я бы
хотела, чтобы у меня был такой дед.
- Дед! - сказала Янни, - отец велит мне идти за него замуж!
Янни была, конечно, невеста Шаваша: но тот был фаворит опального
министра и больше, чем покойник, и ничего Чареника в этот миг так не
желал, как доказать свой разрыв со всеми этими бунтовщиками.
- Но ведь он же монах, - сказала Идари.
Янни заплакала еще громче.
Арфарра, действительно, был когда-то монахом-шакуником, но это ничего
не значило. Во-первых, постригли его насильно, и клятвы за него давал
другой человек, так что потом, когда Арфарра стал араваном Варнарайна, в
монахах числили того, кто повторял клятвы. А во-вторых, монахи-шакуники
все равно стали, по указу государыни Касии, мирскими людьми.
- И когда же свадьба, - спросила Идари.
- Сегодня, - всхлипнула Янни, - в час Росы, потому что-де завтра
государь объявит траур по погибшим, и свадеб не будет три месяца! У меня
нет даже времени сшить новое платье!
И от этой, последней обиды, Янни окончательно разревелась.
Идари выглянула в окошко: были уже сумерки, небо было как бы
расписано красными лопухами, - пожар в городе продолжался третий день.
Идари подошла и обняла подружку.
- Ты счастливая, - сказала Янни, - бедняки выходят замуж, за кого
хотят.
- Нет, - сказала Идари, - я дала тебе клятву.
- Кто же, - возразила Янни, - знал, что отец выдаст меня за старика,
да еще и палача вдобавок? Не надо мне твоей клятвы.
Идари молчала. Ей было все равно, за кого идти.
- А как ты думаешь, - спросила Янни, - если я выйду замуж за этого
палача, я сумею сделать так, что Шаваша помилуют?
- Не думаю, - сказала Идари, - наоборот, его тогда совершенно убьют.
Вечером была свадьба: бог знает что за угодливая свадьба! Янни и
Идари сидели за занавеской. Арфарра сидел бок о бок с Чареникой в паллии,
вышитом лазоревыми цветами по голубой земле. На голове у него была
парадная шапка первого министра, с широкой каймой. На кайме сидело шесть
птиц, шитых жемчугом, а с каймы свисали лапки с золотыми репьями. Арфарра
снял шапку и подкидывал одну из лапок. Ел он мало, и опять было ясно, что
опять станут пороть поваров. Всем гостям было очень весело. Через час Янни
пискнула и упала в обморок.
