как морковку за ботву, и на глазах у всех отрубил
ему голову.
Тут телохранители Шиманы, опомнившись, бросились на Киссура. Юноша
запрыгал по столу меж председателей собрания: стрела, пущенная в него,
пролетела слишком высоко, из боязни ранить почтенных граждан, и угодила в
священную чашу на алтаре. Чаша раскололась с печальным звоном, и белое
молоко брызнуло во все стороны.
В зале воцарился совершенный бардак, товарищи Киссура, вскочившие в
общей драке на помост, побросали свою красные фонари и выхватили кинжалы,
- не прошло и времени, потребного, чтобы приложить печать к указу, - все
двенадцать сопредседателей, имевших титул бессмертных, были зарублены, и в
смерти их не случилось ничего, о чем стоило бы рассказать. Стража
опомнилась и бросилась на выручку к покойникам, - но было поздно - Киссур
и его люди бежали уже по галерее второго этажа, нырнули в служебную дверь,
ведущую на крытый мост, еще мгновение, - и они один за другим, как
лягушки, посыпались с моста через вышибленные витражи в реку.
- Что случилось, - спрашивали люди с другой стороны здания.
- Ба, - заорал вдруг кто-то, - красная слобода горит!
Действительно, за рекой над кварталом, где селились сектанты,
отплясывала красная ботва, и народ бросился из дворца, кто - спасать свое
имущество, а кто - желая нажиться на чужой беде.
В это самое время в зале Ста Полей перед государем Варназдом стояла
депутация из двенадцати горожан. У них была с собой петиция о семнадцати
пунктах, которая требовала от государя семнадцати обетов, как-то: вернуть
обратно министра Нана, не назначать впредь министров без одобрения
народного совета, распространить право храмового убежища на любое жилище,
так как человек есть дивный Храм, созданный Богом, и еще четырнадцать
пунктов, столь же предосудительных.
- Это все? - спросил государь.
Цеховой мастер поклонился и сказал:
- Ваша вечность! Еще ходят слухи, что министр Нан убит шпионами,
посланными Арфаррой: если это так, то два колдуна, Киссур и Арфарра,
должны быть судимы народом за это преступление.
Государь побледнел под маской, и руки его сжали золотые драконьи
головки на ручках трона так, что будь эти драконы живыми, государь
непременно б их задушил.
- Народ неправ! - жалобно сказал Варназд, - я прикажу сам
разобраться!
Арфарра, стоявший у подножия трона, усмехнулся и тихо сказал
Варназду:
- Не спорьте, государь, ибо в данный момент дело обстоит именно так,
какова бы ни была истина.
Государь Варназд заплакал и велел принести тушечницу. В это время в
зале показался Киссур с тридцатью стражниками. Чареника поглядел на него,
не выдержал и сказал:
- Сударь, можно б и не опаздывать на собственные похороны! Да и в
одежде надо соблюдать приличия!
Действительно, ферязь молодого временщика была, вопреки этикету,
застегнута наглухо, а через плечо переброшен какой-то не очень чистый на
вид конопляный узел. Киссур подошел к главе делегации, взял его за
воротник и спросил, как он смеет вести переговоры от имени бунтовщиков.
- Сударь, - сказал горожанин, - не от имени бунтовщиков, а от имени
народа.
- Ба, - сказал Киссур, взяв петицию. - Да, так и написано: от имени
народа. Странно как-то. В языке ойкумены слово "народ" - синоним слова
"земледельцы", у варваров слово "народ" - синоним слова "войско", а в
вашей петиции "народ", я гляжу, синоним "лавочникам"?
- Сударь, - сказал с достоинством горожанин, - я не думаю, что вас
должны сейчас занимать подобные тонкости, но когда я вернусь, я спрошу
Шиману, что мы имеем
