на фонарях "представитель народа". Остальные размахивали
приветственными флагами.
- Что-то у них слишком много флагов, - заметил один из членов Доброго
Совета.
- Они насажены на древки копий, - шепотом ответил Шимана.
Сначала люди с красными фонарями вели себя тихо. Попав во дворец
впервые в жизни, они с благоговением вертели головой, озирая изысканную
резьбу на стенах и цветочные шары, свисающие с потолка. Потом ораторы из
их числа стали выходить на сцену со словами благодарности собору и народу,
и по мере каждого последующего выступления люди с красными фонарями вели
себя все развязней, и даже скоро заплевали пол, на котором уселись,
красной жвачкой от бетеля.
Первый оратор сказал:
- Предлагаю считать нынешний день первым днем нового времени. Прежние
века не существуют для нас; нельзя считать жизнью то время, когда мы жили
под пятой тирании.
Люди в проходах и ярусах одобрительно засвистели.
Вторым говорил человек в кафтане младшего дворцового писца.
- Люди, - сказал он, - никогда я не видел революции столь
удивительной и возвышенной, рассыпающей благоухание вокруг, милостью
привлекающей друзей, великодушием побеждающей врагов! Я сам видел, как при
известии о революции расцвело золотое дерево во дворце!
Люди в проходах и ярусах одобрительно засвистели.
Третьим выступал человек в красной парчовой куртке и с оторванным
ухом.
- Люди, - сказал он, - я всегда был справедливым человеком! Сердце
мое такое, - где увижу негодяя, не могу заснуть, пока не съем у негодяя
сердце и печенку! Всю жизнь я должен был скрываться от негодяев...
Слова его потонули в рукоплесканиях, - это был знаменитый вор Ласия
Бараний Глаз.
Четвертым вышел человек в куртке мастерового.
- Люди, - сказал он, - посмотрите на себя: здесь тысяча стульев, и
каждый человек сидит на одном стуле: странным показалось бы вам, если бы
кто-то расселся на пяти стульях. Люди! Жизнь наша подобна этому залу, а
имущество - местам в зале; на всех хватило бы поровну, если б богачи не
сидели на пяти местах сразу! Как можно, уничтожив дворцовых чиновников,
терпеть над собой рабство еще более страшное - рабство богачей?
Люди в проходах и ярусах закричали от радости, а Шимана застучал в
медную тарелочку.
Пятый оратор был сам святой Лахут. Он сказал:
- Братья! О каком равенстве толкует Шимана? Он ест с золотых тарелок,
а вы - с пальмовых листьев, он ходит в кафтане, крытом шелком, а вы - в
штанах на завязочках. Вы посмотрите, сколько в этом борове сала! И каждая
капелька этого сала, - высосана из мозга наших детей! Я-то знаю: сам был
кровопийцей! Разве, о Шимана, равны богач и нищий? Разве, о Шимана, будут
равны возможности, пока не станут равны состояния?
Шимана заметался на своем председательском кресле, как сазан на
сковородке, и в этот момент, раздались крики:
- Человек от Нана! Человек от Нана!
От магического имени толпа расступилась, и на помост вспрыгнул
молодой чиновник в шелковом синем платье и кожаных сапожках. На круглом
воротнике были вышиты кленовые листья, какие носят секретари первого
министра.
- Уважаемые граждане, - сказал молодой секретарь, - пришел час
рассказать о некоторых преступлениях, совершенных негодяями, пившими кровь
народа и терзавшими его печень. Раньше господин Нан не имел возможности
рассказать об этих преступлениях, ибо негодяи угрожали его жизни, но он
тайно собирал документы, в надежде на внимание народа.
- Поистине, - продолжал секретарь, - эти люди составлены из мерзости
и лжи, и после смерти они попадут в самые злополучные уголки
