представлял, что может
сделать Небо, он очень хорошо представлял, что могут сделать бумаги из
личного сейфа первого министра.
Тут в беседку прибежал секретарь Чареники и еще несколько членов
Государственного Совета. Они сказали, что государь подписал указ о
назначении Киссура первым министром, а Киссур потребовал первым делом
освободить какого-то очередного Арфарру и вместо того, чтобы пытаться
приобрести благоволение окружающих, поскакал за этим сумасшедшим. Чареника
сказал, что, без сомнения, воскресший старец поведает государю множество
занимательных вещей о деревянных гусях и бездонных кубышках, после чего
Киссур станет в глазах государя пылью и прахом, и государь тут же разорвет
свой указ.
Андарз сказал, что это так, но если по каким-то причинам государь не
разорвет указа, то сразу же начнется церемония вступления в должность, и
во время обхода крытой дороги Киссура будут сопровождать двадцать
"парчовых курток" с церемониальными мечами, и что вместо церемониальных
мечей у них будут настоящие. Кое-кто содрогнулся, представив этого
молодого безумца зарубленным у алтаря прямо на глазах государя, но Андарз
громко закричал, что дело не в Киссуре, а в том, чтобы вразумить государя;
что нельзя арестовывать людей просто так, что государь - тряпка, и, стоя
над трупом Киссура, он тут же подпишет обязательства не казнить и не
править без одобрения Государственного Совета.
Тут уж многие обомлели, услышав, что государя именуют тряпкой.
Чареника царапнул записку и выслал ее из оцепленного дворца.
В Нижнем Городе и на бирже никто не знал о том, что последовало в
государевых покоях вслед за официальной церемонией. К концу дня курс акций
Восточной Компании подскочил на пять пунктов. Люди, ближайшие к Чаренике,
спешно, через подставных лиц, продавали бумаги.
В это время Арфарра играл со стражниками в резаный квадрат. Стражник
Изан принес ему из дому котелок с духовитой рисовой кашей и узел с
выстиранным платьем. Арфарра, однако, ел как боги и покойники, не больше
ложки от котелка, стражники дивились и окончательно уверовали.
Изан, только что заступивший в караул, стал рассказывать те новости,
которые знал, и рассказал, что Мнадес арестован.
- Говорят, все случилось из-за какого-то полоумного чиновника. Откуда
он взялся - никто не знает. То ли это была проделка Мнадеса, то ли самого
Нана. Говорят, у этого чиновника рыбья чешуя на боках. Один человек из
городской стражи признал в нем своего родича по имени Киссур Белый Кречет.
Арфарра мрачно сказал:
- Когда Киссура привезут сюда, посадите его в соседнюю камеру.
Потом стражники играли в шашки и пили вино. Изан показал Арфарре
лиловую акцию Восточной Компании и похвастался, что она теперь стоит в
шесть раз дороже. Арфарра стал еще мрачнее.
Тут послышались шаги, закричали замки. Дверь камеры распахнулась, и
на пороге камеры предстал комендант, а за ним - Киссур. Комендант был в
длинной нешитой рубашке с цветочками, в чулках без сапог, и имел
ошеломленный вид. Киссур был в утреннем своем платье свечного чиновника.
Поверх платья на нем была алая бархатная ферязь, расшитая изображениями
всех зверей и плодов ойкумены, и перехваченная поясом из серебряных
пластин с укрепленными на нем кольцами дивной работы, - это была та самая
ферязь, что утром еще облегала плечи первого министра, и печать, вдетая в
правое кольцо, тоже принадлежала первому министру, - только в соседнее
кольцо, на всякий случай, Киссур вдел ножны, из которых торчала витая
головка меча.
Киссур подошел к Арфарре, стал на одно колено и сказал:
