заметить, - молвил секретарь, - когда народ сходит с ума,
покупая на бирже, это лучше, чем когда народ сходит с ума, устраивая бунт.
Господин Нан хотел сказать, что, когда народ сходит с ума, это все
равно кончится скверно, но промолчал и вместо этого произнес:
- Государь приказал сократить всех дворцовых чиновников, так что нет
надобности в докладах, порочащих Мнадеса. Ибо отставка господина Мнадеса
предпочтительнее казни по двум причинам. Во-первых - всякая казнь
неприятно нарушает атмосферу доверия. А во-вторых, в больших сановниках
народ видит, знаете ли, что-то божественное. А я этого не желаю. И бывает,
что богам рубят головы, однако не бывает, чтобы боги выходили в отставку.
Это очень важно, - чтобы высшие чиновники могли бы беспрепятственно
подавать в отставку.
Через кабинет шли посетители, приемная пестрела подарками и
карточками. Обед Нан разделил с министром финансов Чареникой и министром
полиции Андарзом. Господин Андарз очень хотел прочитать свой доклад, и не
раз в течение ужина вздыхал и говорил, что это мерзость, если Мнадес так и
уйдет в отставку, и его коллекция ламасских ваз так и останется при нем.
Говорили так же о памфлетах о народовластии: почему-то памфлеты эти
становились все популярнее, хотя их арестовывали много резвее, чем памфлет
о "ста вазах", и хотя они были гораздо хуже написаны. Господин Нан указал,
что общественное мнение было нужно ему, чтобы покончить с Мнадесом, а
теперь, когда Мнадес уйдет в отставку, общественное мнение ему уже ни к
чему. Чареника, боявшийся, что после Мнадеса Нан примется за него,
вздохнул с облегчением, а Андарз тут же заполнил в уме два-три ордера на
арест.
После обеда господин министр прошел на женскую половину. Там, в
розовой комнате, плясало заходящее солнце, а в резной колыбельке лежал
розовый сверток, - его сын - и сладко причмокивал губами.
- Агу-агу, - сказал министр и показал сыну буку.
Сверток забулькал в ответ.
Нан схватил ребеночка на руки и стал гулькать с ним и курлыкать, и
так он курлыкал гораздо дольше, чем мы об этом рассказываем, ну совершенно
как обычный смертный.
Вечером, несмотря на всю видимость удачи, господина Нана вдруг стало
одолевать беспокойство. Оно все росло и росло. Министра охватил легкий
озноб. Что-то страшное повисло перед глазами. "Переутомился" - подумал
Нан.
Нан протер глаза и решил еще раз посетить государя, но тут к
господину министру явился главный распорядитель дворца Мнадес. Нан
разделил с посетителем легкий ужин. Господин Мнадес принес с собой
прошение об отставке. Нан участливо справился о причине. Господин Мнадес
стал долго говорить о своих ничтожных талантах. Нан вежливо сказал:
- Отставка эта причинит невозвратимый ущерб государству.
Мнадес настаивал. Нан всплескивал руками и не соглашался. Мнадес,
вспотев от страха и думая, что Нан хочет не отставки, а казни, зажмурил
глаза и сказал, что он намерен постричься в монахи и в знак отрешения от
мирской суеты хочет подарить свою коллекцию ваз господину Андарзу, - так
что и эту проблему Нан решил. Тогда Нан нехотя согласился на то, чтоб
Мнадес завтра подал государю просьбу об отставке. Мнадес ушел, сознавая,
что одержал величайшую в своей жизни победу, ибо сам никогда бы не
согласился отправить в отставку того, кого имеешь все возможности казнить.
Ночь, глубокая ночь опустилась на город. Все честные люди спали, как
предписал государь Иршахчан. Горели лишь звезды на небе, горели свечки
воров и плошки сектантов, горели горны алхимиков и нетленный огонь в зале
Ста Полей.
Господин
