или меч. Некоторые молодцы щеголяли с кинжалами, но носили их так,
словно это женский кокошник.
- А тебе, Алдон, понравилось? - спросил Киссур.
- Чего я не выношу в вейцах, - сказал старый варвар, - так это то,
что они всегда норовят облить противника грязью. Какой же Арфарра-советник
негодяй, если он - противник твоего отца? Противники негодяями не бывают,
негодяями бывают только люди подлого состояния.
- Да, - промолвил Киссур. - А Арфарра-советник жив. Я его видел.
Алдон от удивления засунул палец в рот. Что Арфарра жив, это
возможно, слухи такие были. Но как это он жив, если сын Марбода его видел?
- Я был ранен, - продолжал Киссур, - и он меня спас. А потом его
из-за меня арестовали, и теперь он в столице. Ты не мог бы узнать, где?
Алдон помолчал и сказал осторожно:
- Кстати, первый министр очень хочет тебя отыскать. Не знаю, однако,
зачем ты ему нужен.
Киссур усмехнулся и ответил:
- Ему не я нужен, а моя голова. С чего бы это? Не знаю.
На следующий день Алдон и Киссур встретились, как было договорено, на
седьмой линии. Киссур сразу увидел, что дело плохо, потому что Алдон
жмурил глаза и косил ими вбок.
- Я узнал, - сказал Алдон, - это что-то нехорошее дело. Говорят,
привезли какого-то человека, и Шаваш в Харайне чуть не сломал голову,
пытаясь его заполучить, но все кончилось ужасной сварой, а в столице его
перехватили люди Мнадеса. Поэтому, во-первых, если он жив, то сидит не в
городской тюрьме, а в дворцовой, и тут я ничем помочь не могу. Ты знаешь,
я честный человек, и держусь, как подобает, в стороне и от чистой клики
господина Нана, и от грязной клики господина Мнадеса. Но мне сказали, что
поднимать вопрос об этом человеке значит услужить господину Мнадесу, а я
ни за что на свете бы не хотел, чтобы первому министру донесли, что я
услужил господину Мнадесу.
Алдон помолчал и добавил осторожно:
- Ты знаешь, Киссур, я тебе помог против того первого министра, и
против пяти богов и семи бесов согласен помочь. Но я бы не хотел
становиться поперек дороги господину Нану.
Господину Мнадесу, главному управителю дворца, было пятьдесят восемь
лет. Это был человек скорее упитанный, нежели толстый, с необыкновенно
доброжелательными серыми глазами, большой охотник до кошек, мангуст,
молоденьких девиц и государственной казны.
Любя давать советы и будучи человеком простосердечным, господин
Мнадес охотно делился с близкими людьми секретом своего возвышения.
- Я закончил лицей Белого Бужвы еще при государе Неевике, и тут же
меня послали с продовольственной помощью в провинцию. Нас было четверо,
чиновников, посланных с этим заданием. Мы договорились и завладели, я
думаю, не меньше чем половиною отпущенного этим бездельникам.
Один мой товарищ стал на эти деньги кутить и нанимать певичек; другой
оформил незаконный дом, а после перепугался и раздал оставшееся нищим и
монахам. Третий все эти деньги сберег и внес их, как пай, в несколько
более или менее незаконных предприятий. Что же до меня, то я предпочел
раздать их частью местным чиновникам, частью же послать в столицу. Когда
недостача раскрылась, моих товарищей арестовали, и больше ничего
замечательного о них не стоит говорить. Меня же подозрение почти не
коснулось, и, будучи всюду известен как человек благородный и благодарный,
я вскоре переехал в столицу.
Собеседник господина Мнадеса обычно кивал, выслушав назидательную
историю, и в следующий раз являлся с подарком втрое более роскошным, и
редко бывал разочарован в просьбе.
Господин Мнадес полагал, что Нан ему обязан
