кланяться можно.
После этого компромисса толков стало три: "отрицающие идолов",
"признающие идолов", и "нешитые".
Все разъехались, а через месяц первый министр повидался с Шиманой и
показал ему донесение о том, как "нешитые" разорили в лосских храмах всех
идолов, кроме Государевых, в нешитых одеждах, при чем идолы вопили
чрезвычайно громко: "Горе нам, поганым и несуществующим!"
Затем первый министр рассказал Шимане басню о дереве, к которому
прилетали кормиться перепела, и о лиане, которая начала расти вокруг
дерева. Один мудрый перепел, увидев лиану, предложил выклевать ее, пока
мала, но стая его не послушалась. А когда лиана подросла, пришел охотник,
взобрался по лиане и расставил в ее листве силки, в которых и погибли
небрежные к лиане перепела. Шимана вздохнул и сказал, что созовет второй
собор на предмет избавления от лианы.
На этот раз Шимана потратил деньги в количестве, необходимом для
устройства семи мастерских по восемь станков каждая. Людей выбирали сами
общины, и выбрали очень удачно. С одной стороны, никто не мог сказать, что
крупные фигуры среди людей веры обойдены вниманием. А, с другой стороны,
большинство людей было благоразумными хозяевами мастерских, избранными
своими же рабочими, и трудно было от них ожидать неприятной резкости во
мнениях.
Официальное открытие собора назначено было на день янтарного очага,
третий день после докладов в зале Ста Полей. Многие, однако, приехали в
столицу заранее, по биржевым делам. За два дня до докладов первый министр
лично посетил богослужение, поцеловал Шимане Двенадцатому руки и умилил
присутствующих основательным знакомством с "Книгою Пророка". Он сказал:
- Рачительный хозяин полет сорняк смолоду, иначе сам становится
сорняком в глазах Бога.
Первый министр лично помог людям благочестивым в некоторых выгодных
договорах и знакомствах.
В то самое время, когда первый министр рассуждал о рачительных
хозяевах и молодых сорняках, в Синие Ворота вступала небольшая процессия -
человек сорок. Вокруг клубились любопытные. Впереди процессии шел человек
по имени Лахут. Это был тот самый Лахут, который в начале нашего
повествования именовался Медный Коготь. Помните, - он убил племянника и
просветлился при виде Государя.
Он вернулся в деревню, раздал имущество и пристал к красным циновкам,
из "отрицающих идолов". Вскоре вся деревня сидела на красных циновках.
Когда "отрицающих" осудили, Лахут отвернулся от них и стал ходить с кучкой
сторонников от села к селу. Они ходили в красных набрюшных юбочках и с
плетками о девяти хвостах и сорока когтях. Этими плетками они стегали себя
и других и кричали: "Покайтесь!" Сам Лахут каялся на бродах и перекрестках
в убийстве племянника.
Многие каялись, а некоторые уходили с Лахутом.
Итак, Лахут вступил в город и явился с учениками в известную ему
харчевню. Ученики его ушли в стойла к безгрешной скотине. Хозяин зарезал
для Лахута барана. То есть Лахут мяса не ел, и мясо раздали бедным, а
самого Лахута обернули в баранью шкуру, потому что от этого быстрее всего
заживают рубцы. Лахуту это не очень-то понравилось. После этого Лахут и
хозяин, и еще один гость сели на красную циновку к низенькому столику и
стали рассуждать о том, что есть вещь - зеркало Бога или порождение
дьявола, и о скором соборе.
- Да, - сказал Лахут, - гляжу я, Шимана так подобрал толстосумов, что
вряд ли мне доведется выполнить волю тех, кто меня послал.
- А кто тебя послал?
Сектанты обернулись. На соседней лавке сидел юноша лет двадцати двух,
в конопляных башмаках с восемью завязками и куртке
