сел под равнодушным богом, а Шаваш придвинул
свое кресло к Бьернссону и спросил:
- Так кто же вы такие, желтые монахи?
Бьернссон взглянул на него и похолодел. Тот улыбался так же вежливо и
предупредительно, как полтора года назад, в тот день, когда Бьернссон
явился в управу.
- И когда же вы стали меня подозревать, господин Шаваш?
- С тех пор, как вы пришли в мой кабинет в столице.
"Бог ты мой! Я ведь тогда хотел, клянусь, хотел все сказать. А
теперь? А теперь он мне не поверит. Если я скажу ему, что мы здесь не
тысячу лет, а четверть века, что все басни о злых оборотнях - это не про
нас... Господи, он мне никогда не поверит! Он повесит меня вверх ногами и
будет бить до тех пор, пока не до-бьется тех ответов, которые ему
покажутся правильными."
И Бьернссон потерянным голосом сказал:
- Ох, господин Шаваш! Поверьте, я вам все объясню. Честное слово, к
гибели храма мы не имеем никакого отношения...
Старый монах полез из кресла. Кажется, он хотел вцепиться подлому
бесу в горло. Шаваш вдруг мягко, но протестующе вскинул вверх руки.
- Помилуйте, - сказал чиновник, - что за объяснения между уважающими
друг друга людьми. Я прекрасно понимаю, что желтые монахи никогда ни во
что не вмешивались. Я прекрасно понимаю, что даже если вы, кто бы вы ни
были, во что-то вмешивались, то все равно намерены это отрицать. Я также
полагаю, что, каковы бы ни была ваша политика, вы не хотели бы изменять
ее.
Шаваш оглянулся на монаха-шакуника, и тот тяжело сел на место.
"Господи! - понял Бьернссон. - Он не доверяет этому монаху, помимо всего
прочего!"
- Чего ж вы от меня хотите? - тупо спросил Бьернссон.
- Как чего? Чего все хотят - золота! - брякнул Шаваш.
Бьернссон вытаращил глаза.
- Золота, - нагло сказал чиновник. - Уж кто-то, а вы-то философский
камень изготовить можете! Это мне и отец Адуш сказал.
- Поверьте, - поддакнул сбоку отец Адуш, - мы бы никогда не
осмелились так пугать вас, если бы вы сделали Сият-Дашу золото. А вы
взамен затеяли эти фокусы со взрывчаткой!
Глаза Бьернссона стали от удивления как две репы. Ай да чиновник!
Пусть миру будет карачун, а мне - скатерть-самобранка! На физика словно
дерьмом пахнуло.
- Я бы, - сказал он нахально, - на вашем месте просил бы о счастии
для народа.
Шаваш прищурился. Маска старательного чиновника словно слетела с
него.
- Я, - ухмыльнулся Шаваш, - всегда обожал сказки. В сказках часто
рассказывается о том, как крестьянин выпросил у духа неразменный кошелек,
и никогда - о том, как крестьянин выпросил у духа счастья для народа. Это
уже совсем другой жанр. Это уже не сказка, а хроника - восшествие на
престол государя Иршахчана.
Даже Бьернссона покоробило от такого отзыва о государе. В этот миг
запела у двери медная тарелочка. Вошел стражник, зашептал, - посыльный от
аравана Фрасака, с важнейшими вестями. Шаваш подумал, извинился и вышел.
Над усадьбой лежала вышивка созвездий, пахло свежим сеном и струганым
деревом. Шаваш узнал в посыльном самого племянника аравана.
- Араван Фрасак арестовал Арфарру, - сказал посыльный, - что
прикажете делать?
Шаваш молчал мгновение, ошеломленный. "Ах да, - вспомнил он глупейший
приказ аравана, который, невесть откуда прослышав о желании Шаваша, решил
ему угодить. - Мне же еще целый выводок Арфарр навезут".
Шаваш пробежал глазами описание примет.
- Очень благодарен аравану за извещение, - сказал Шаваш торопливо, -
но это не тот Арфарра, который мне нужен. Отшельники вечно пробавляются
этим именем.
Племянник заговорщически растопырил глаза
