от колдовства. Толковали о
том, что яшмовый араван лежит грустный, как копченый поросенок, и ничего
не делает.
- Дурак наш хозяин, - сказал один из стражников. - У нас в деревне на
триста дворов сорок богачей. Разве хоть один разбогател через книги?
- А как?
- Очень просто. Надо незаметно обрезать пуговицу с платья чиновника и
зарыть ее в полночь на перекрестке с некоторыми подробностями. Через
неделю вырыть. Пуговицы уже не будет, будет яичко. Это яичко надо носить
подмышкой три месяца. Из яичка вылупится бес: он-то и будет доставать
деньги.
Стражник покачал головой, попил через соломинку вино.
- Дурак Сият-Даш, - продолжил он. - Трех алхимиков удавил, четвертого
привел. Ведь этот четвертый действительно воскресший араван Арфарра, он
сразу узнает, что с теми тремя случилось. Представляете, что он сделает с
нами и с управой?
- Сейчас по провинции, - высказался молодой стражник, - ездит
господин Шаваш, от первого министра. Почему бы не донести ему о
происшедшем? Сдается мне, что лучше б он об этом проведал от нас, чем
помимо нас.
И все три стражника некоторое время тянули вино. Наконец старший
стражник вздохнул и сказал:
- Ладно, если пошли такие разговоры, придется все объяснить. Это
затея не хозяина, а самого наместника Ханалая. Тот вбил себе в голову, что
в храме Шакуника все могли. Золото - это так, для проверки. А на самом
деле наместнику нужно огненное зелье шакуников, которым по слову Арфарры
уничтожило варварский город Ламассу, и от которого погибли их храмы.
Тут стражники опять стали пить вино и рассказывать друг другу всякие
страсти, а через некоторое время пришла смена.
Стражники отвлеклись. Из-за циновки, завесившей вход во дворик,
выскользнула тень - Бьернссон. Он пошел потолковать со стражей и вот - все
слышал. Бьернссон прошел в большую комнату, вытер пот со лба, зажег
масляную лампу, внимательно оглядел ряды реторт и химикалий. Да, отменная
коллекция. "Ай да молодец простой человек наместник, - подумал Бьернссон,
- ведь среди чиновников принято смеяться басням о храме. А простой человек
всегда прав, как указывал государь Иршахчан". Вот тебе и неожиданное
следствие - иметь разбойника в наместниках.
Свен Бьернссон хватил об пол скляночкой с едким натром, склянка
пискнула, Бьернссон прибил ее каблуком и заорал по-английски: "Ну ладно,
господин наместник, ты у меня получишь алхимию! Такую алхимию получишь: с
драконами и фейерверками, с голубыми мечами и огненными цепами!"
Прошло пять дней с той поры, как Киссур выскочил от Архизы в окошко.
Киссур шел по серединной площади. Он любил это место: пруд, круглый, как
небесное око, столбы для указов и столбы для жалоб, - два столба, на
которых покоится государство, каменная статуя с головой мангусты. Если
вообразить себя на месте статуи, то увидишь все четверо ворот Верхнего
города, и так не только в этом городе, но и любом другом. Киссур часто
воображал себя на месте статуи. Вдруг кто-то хлопнул Киссура по плечу:
- Вот твои сорок единорогов!
Киссур обернулся - Нахира! Пошли в харчевню. Служанка подала вино и
закуску, нарезала толстыми ломтями мясо. Нахира спросил у Киссура, что он
думает о происходящем в стране.
- Думаю, - ответил Киссур, - что небеса скоро опрокинутся на землю.
Люди бросают земледелие и устремляются туда, где торговля. У немногих
богачей шелка и кружева гниют в амбарах, они откупаются от налогов
взятками, и всю тяжесть налогов несут бедняки. Богачи становятся
господами, бедняки становятся нищими, и вместе с бедняками нищает
государство.