Старик сидел в кружевных подушках паланкина, нахохлившись, как
больной фазан. Шаваш поглядел на него, усмехнулся и сказал:
- Я гляжу, вы очень ненавидите... тех, кто погубил храм?
- А хотя бы и так?
Шаваш вскинул брови:
- Ого! Вы не боитесь так разговаривать с инспектором?
- А чего мне бояться, мальчишка? Вы уже отняли у меня все!
- А что именно, - мягко спросил Шаваш.
- Вот, - отняли, и даже не заметили, что! Вот, положим, если бы вы не
брали взяток, - хрипло смеялся старик, - ну, предположим такой невероятный
случай, - что бы с вами стало?
- Думаю, - высказался Шаваш, вспомнив о кое-каких подписанных им
приговорах, - сослали бы за взяточничество.
- Именно, - сказал отец Адуш, - за взяточничество, чтобы вам было
обидней всего. Вот и мне обидно, что я посажен за колдовство.
- Шакуники, - возразил Шаваш, - изо всей силы старались прослыть
колдунами. Говорили: можем изрубить горы голубыми мечами, можем мир
свернуть и положить в котомку, хвалились, что взяли зеркало из небесной
управы и видят каждую звезду в небе и каждую травинку на земле.
Старик усмехнулся.
- Что ж! Еще бы десять лет: завели бы и зеркало, как в небесной
управе.
- И что же, - справился вкрадчиво Шаваш, - вы тогда бы сделали с
управами земными?
Старик почуял подвох.
- Ничего. Чем бы они нам мешали?
- Ну, а что бы вы сделали с другим храмом?
- С каким?
- С другим, который тоже возмечтал бы о небесном зеркале?
Старик фыркнул. Мысль, что кто-то больше монахов-шакуников знал о
тайнах природы, была совершенно несообразна.
- Да, - продолжал Шаваш, - я думаю, вы бы стерли храм-соперник, как
зерно в крупорушке.
Шаваш достал из-под подушки ларец и раскрыл его. На бархатной
подушечке лежали два камня, с оплавленным бельмом: один из той самой стены
в лаковарке, которую, видите ли, сожрал тысячехвостый дракон, а другой...
- Завтра, - сказал Шаваш, - мы осмотрим развалины желтого монастыря.
Как знать, - может, вы еще сведете счеты с теми, кто погубил ваш храм.
Через неделю Киссур знал окрестные горы лучше старожилов, из любого
распадка выходил кратчайшим путем к Государевой дороге. Киссур, однако,
заметил, что охотники никогда не ходили на высокую гору слева от перевала.
Гора походила на вздыбленную кошку и поросла соснами до самого белого
кончика. Киссур спросил о причине.
Глаза Мелии злорадно блеснули, а впрочем, Киссуру могло показаться.
- Я, - сказал Мелия, не очень-то верю в колдовство, но то, что на
этой горе творится, иначе как бесовщиной не назовешь.
- Это ты про Серого Дракона? - спросил, подъехав и перемигнувшись с
Мелией, один из его друзей.
- Не знаю, - насмешливо встрял другой, - дракон он или нет, но тех,
кто ей не понравился, эта тварь засушила. Лучше бы нашему гостю не ходить
к кошачьей горе.
- Не верю я в крылатых ящериц, - сказал Мелия. - А вы, - оборотился
он к Киссуру.
- А я их не боюсь, - ответил тот.
На следующий день Киссур и Мелия из любопытства отправились в хижину
к отшельнику, которого звали Серым Драконом. День был холодный и грустный.
Дороги скоро не стало, Киссур и его спутник обули лыжи. Лес был завален
буреломом, идти было нелегко, мокрый снег с ветвей скоро нападал за ворот.
Великий Вей! Неужели где-то внизу ранняя осень, цветут глицинии,
благоухает мята? Заметили брошенную часовню, но отдохнуть побоялись, пошли
дальше. Мелия сказал что-то про разбойников.
При этой часовне когда-то была деревня, на краю деревни - источник, а
в источнике - дракон. Дракон каждый год требовал девушку, иначе не давал
людям
