Потому что имущество
чиновника заключается в связях, а связи покупаются подарками; потому что
всякий указ исполняется лишь за деньги; потому что новый араван Харайна
заплатил за свое место шестьсот тысяч, и рассчитывает вернуть эти деньги с
народа к осени.
Государь смотрел вбок. У окна, увитого золотыми кистями небесного
винограда, чуть шевелились тяжелые знамена со знаками счастья, и шелковый
потолок, круглый, как небо, возвышался на восемью колоннах, опирающихся о
нефритовый пол, квадратный, как земля.
- А если я казню всех взяточников?
- Араван Арфарра сделал это в своей провинции четверть века назад.
Столбы на площадях подмокли от крови, чиновников не хватало, они сидели в
управах прямо в колодках. А брали невиданно много - за риск.
- А если я искореню богачей? Ведь это они соблазняют людей из управ?
- Лучшие люди всегда стремятся к успеху. Если искоренить богачей,
лучшие люди будут стремиться не к обогащению, а к власти. Дети крестьян
захотят стать чиновниками, а дети чиновников захотят остаться чиновниками.
Те, кто выбился наверх, будут казнить друг друга. Те, кто остался внизу,
будут добиваться своего восстаниями. Если люди стремятся к наживе, им
нравится спокойствие. Если люди стремятся к власти, им по душе смута. Если
люди стремятся к наживе, сердце правителя спокойно. Если люди стремятся к
власти, сердце правителя в тревоге, и он каждый день казнит людей,
предупреждая заговоры. Такой правитель говорит: "Народ мой беден, но зато
я имею больше власти". Но разве казнить людей - это значит иметь больше
власти?
- А если я узаконю рынок в нижнем городе?
- Тогда вы восстановите против себя всех тех, кто живет поборами с
незаконного рынка; всех чиновников и воров. А половина воров - члены
еретических сект.
- А если я оставлю все как есть?
- Тогда, - сказал господин Нан, - все больше крестьян будет уходить с
земли в город, и все больше честных чиновников - уклоняться от службы.
Тогда богачи будут все больше обирать народ, а народ будет все громче
говорить о том, что богачи его обирают. А если народ не будет знать, что
ему говорить, уклонившиеся от службы чиновники его научат. Тогда одни
общины превратятся в легальные формы существования еретических сект, а
другие распадутся, и крестьяне из них уйдут в контрабандисты и разбойники.
Тогда справедливые воры перестанут действовать поодиночке, а станут
объединяться в союзы и партии. Тогда в провинциях разгорятся мятежи, а при
дворе разгорятся споры, кому подавлять мятежи, потому что при подавлении
мятежа можно выгодно нажиться.
А когда окажется, что речи идет не о том, чтоб нажиться, а о том,
чтобы выжить - тогда позовут на помощь конницу варваров. Тогда государство
бросит притеснять богатых людей, ибо поймет, что всякий, имеющий дом,
бережет и дуб, под которым стоит его дом, а не имеющему дома дуба не
жалко. Тогда-то государство увидит в зажиточных людях свое спасение, и
позволит им организовывать отряды самообороны. Боясь во время мира
предоставить самостоятельность хозяйственную, во время смуты предоставит
самостоятельность военную. И после этого, государь, уже неважно, кто
победит: варвары, повстанцы, или люди с оружием. Государство погибнет, и
люди будут убивать друг друга из выгоды и поедать друг друга от голода.
Чиновник замолчал.
- А вы, Нан, можете ли все исправить?
- Да, - ответил чиновник.
Государь уцепился за его руку и не отпускал, пока не заснул. Уходя,
Нан оглянулся: улыбка на лице государя была совершенно как у ребенка,
которому пообещали волшебную дудочку.
"Будь я проклят,
