сплюнул от отвращения. Харрада вздыбился и заорал,
чтобы ему подали плетку. Расак испугался. Он знал, что Харрада уже не раз
убивал вот так людей, и боялся, что, если убивать людей, это когда-нибудь
кончится плохо. Расак подошел к Харраде, пошарил по нему руками и
запрокинул голову:
- Рада, - сказал он, - пойдем. Эти двое подождут.
Глаза Харрады стали млеть; он и Расак ушли, а обоих юношей отволокли
в какой-то сарай и привязали к прокопченным столбам.
В сарае было темно и страшно. Слезы душили государя. Воображению его
доселе рисовалось - он называет себя, все падают на колени. Государь был
умным юношей, и понимал, что Харрада сочтет его безумным, но на всякий
случай тут же прикончит. "Весь мой народ, - подумал государь, - состоит
либо из обиженных, который никто не защищает, либо из обидчиков, которым
никто не препятствует".
- Как ты мог, - с упреком сказал государь новому знакомому, -
решиться на грабеж?
Тот молча пыхтел, пытаясь выдернуть столб. С крыши летели соломенные
хлопья. Прошел час. Юноша выдохся и затих.
- Как ты думаешь, - сказал Варназд, - он нас отпустит?
- Отпустит, - сказал новый знакомый, - поплюет в рожу и отпустит на
тот свет.
- Как тебя все-таки зовут и что ты натворил?
Юноша помолчал в темноте и потом сказал:
- Меня зовут Кешьярта, а мать называет меня Киссур. Я родом из
Горного Варнарайна. Это самый конец ойкумены, если не считать западных
островов за морем, оставленных по приказу государя Аттаха.
- Это сказка, - перебил вдруг государь.
- Это не совсем сказка, - возразил Киссур, - потому что двадцать пять
лет назад в Варнарайн, который был тогда не провинцией, а самостоятельным
королевством, приплыл корабль из Западных Земель. Многие считали, что это
предвещает несчастье, и, действительно, через полгода наш король признал
себя вассалом империи; кончилось имя Киссур и началось имя Кешьярта. Один
человек с корабля, его звали довольно странно - Клайд Ванвейлен - этому
сильно помог.
Киссур замолчал. Государь вдруг заметил за ним, в темноте, несколько
любопытных крысиных глаз. Государь сообразил, что перед ним один из тех,
кого его мать называла "знатными варнарайнскими волчатами".
- Государыня Касия, - продолжал Киссур, - проявила милосердие и не
рубила голов тем, кто этого не хотел. Детей знати забирали в столицу. Я с
двенадцати лет учился в лицее Белого Бужвы. Я всегда желал увидеть
Западные Земли, подал доклад, даже чертежи кораблей разыскал - не
разрешили. Тогда я отпросился на родину, взял людей и лодку и поплыл.
Через месяц, действительно, приплыли в Западную Ламассу. Город пуст,
разрушен, одни дикари орут на птичьем языке.
Откуда взялся этот корабль четверть века назад?
Когда я вернулся в столицу, меня арестовали, сказали, что я нарушил
запрет на плавания. А потом пришел человек от первого министра и объяснил:
"Все знают, что Западная Ламасса ломится от кладов, потому что когда
жители уезжали, они не знали, что не вернутся, зато знали, что на том
берегу золото конфискуют. А ты золота привез очень мало, стало быть,
украл. Поделишься - выпустим, нет - напишем, что готовил золото для
восстания". А его нету в Ламассе, золота. По-моему, дикари разорили клады.
Мы убили немножко дикарей: а золота все равно нет. Меня приговорили к
клеймению и каменоломням. Я, однако, бежал.
Варназд, в темноте, покраснел до кончиков ушей.
- Погоди, - сказал он, - к клеймению! Но ведь на таком указе должна
стоять подпись императора!
- При чем здесь император, - сказал Киссур, - это министр виноват.
- Погоди, - заупрямился
