бочку и провез в бочке Лахута во дворец. Спутники клейменого куда-то
пропали. Вот Лахут вылезает из своей бочки: дивный мир! Хрустальные фонари
сияют, как тысячи солнц, колеблются невиданные цветы и травы, по лугам
гуляют заводные павлины. Клейменый тащит Лахута по пестрой дорожке, а
Лахут не знает, на том свете он или на этом. Вот они обогнули беседку,
похожую на тысячелистый цветок, Лахут глядит - за беседкой огромный пруд,
на берегу пруда гуляет черепаха из золота, над черепахой растет золотое
дерево, а к дереву идет государь со свитой: одежды так и плывут по
воздуху, на лице - рисовая маска.
"Распуститесь", - говорит государь, и на золотом дереве распустились
цветы. "Созрейте", - говорит государь, - цветы пропали, на ветвях повисли
золотые яблоки.
Государь взял в руку яблочко.
- Какая твоя беда, - спрашивает Лахута.
Тут старик повалился ему в ноги и заплакал:
- Ах, государь, бес меня попутал! Я думал, мне голову морочат, а
теперь вижу - настоящий государь! Как соврать? Сто полей - и все
государевы! Я великий грешник! И расчистку я обманом отобрал, и племянника
убил! Тот чиновник верно угадал: только штанов я не дарил, а выдрал клок
загодя и повесил так, чтоб непременно стащили! А отчего все? Оттого, что
рынок близко, растет бесовство, сводит покупателей с продавцами! Государь!
Запрети рынок, - не вводи народ во искушение!
Тут уж многие среди придворных заплакали. С этой-то историей Лахут и
вернулся в деревню. Государь простил ему преступление. Землю Лахут всю
раздал, переродился совершенно, посветлел, сам в город не ездил и другим
заказал. Из деревенского богача стал деревенским святым.
Мы с этим Лахутом еще встретимся.
Из-за указа о харайнском канале секретарь Нана, Шаваш, не знал
передышки, и ему не то что до сводок о чудесах, - до девиц и вина, и до
тех не было дела.
В третий день, покончив с указом и побывав у нужных людей, Шаваш
выхлопотал себе пропуск и отправился в главный архив ойкумены, именуемый
Небесной Книгой, и расположенный в северном округе дворца.
Площадь перед дворцом истекала потом и зноем, праздный народ
расхватывал амулеты и пирожки, скоморохи на высоком помосте извещали, что
сейчас будет представление "Дела о подмененном государе".
Дело о подмененном государе было вот какое: окружавшие молодого
государя монахи-шакуники сгубили несчастного, вынули его душу и
захоронили. Вместо государя приспособили полосатого барсука, облитого
государевой кровью. Вышла кукла, точь-в-точь государь; эта-то кукла
полтора года и правила. Затем шакуники принялись за государыню. Добыли
лягушку, истолкли ее в пыль, пыль зашили в платье лунного цвета,
поднесенное государыне. Изготовили восковую персону и стреляли в эту
персону заговоренными стрелами. Каждый раз, когда стреляли, у государыни
Касии колотилось сердце. Под окнами дворца зарыли человеческий скелет,
обрядив его в одно из старых платьев государыни. Омерзительные планы.
Все это вышло наружу с надлежащими доказательствами, нашли и скелет,
и куклу. Монахи сначала запирались, некоторые имели наглость хохотать и
утверждать, что такие вещи вообще невозможны, но тут уж они поступили
неумно, потому что все знали, что в храме Шакуника умеют творить чудеса,
на этом храм и держался.
Шаваш протолкался сквозь толпу, собравшуюся смотреть на злодеяния
монахов, и, взмахнув пропуском, прошел во дворец меж каменных драконов,
взвившихся в воздух на широко распахнутых створках ворот, и неподвижных, с
выпученными глазами, стражников. Его интересовали совсем другие монахи,
