ему меч и рогатое копье. Прошел год: что
ты будешь делать, заколдованное место, опять сгиб человек! В деревне все
сходились на том, что тот, первый работник, был человеком жадным до
богатства и поэтому, утонув, обратился в злого духа и стал губить прочих.
Это с корыстолюбцами обыкновенная история.
Лахут, будучи другого мнения, повздыхал и поехал в столицу. В столице
ему не понравилось: навоз течет бесполезно в реку, шум, гам, перекупщики
торгуют на рынке втрое дороже, чем покупают у Лахута. Лахут долго ходил,
везде подносил на "кисть и тушечницу". Наконец его свели с одним
чиновником, и Лахут изложил свое дело:
- Убили племянника, а до этого - двоих работников. И я знаю, кто,
потому что на убийцу в это время бросилась собака и вырвала клок из
штанов. Он заколол собаку, но клок из штанов остался в ее пасти. А он так
до сих пор и ходит, оторванный, потому что других штанов у него нет, а
пришить - лень.
Чиновник велел прийти через день. Лахут пришел через день. Чиновник
выпучил глаза и заорал:
- Ах ты бесчувственная тварь, стяжатель! Да как ты смел зариться на
общинную расчистку! Здесь тебе не деревня, где ты помыкаешь людьми, как
хочешь, а столица! Вот я тебя упеку! У племянника твоего был меч в личном
пользовании - за такие вещи наказывают всю семью преступника, не считая
детей во чреве матери! Притом про клок из штанины ты мне все наврал, и я
так думаю, что, в случае чего вся деревня покажет, что ты этому оборванцу
сам подарил дырявые штаны, стало быть, и племянника сам убил... не
поделили, чай, чего...
У Лахута глаза стали треугольные от ужаса. А чиновник распинался
целый час и так напугал деревенского богача, что Лахут ему отдал все, что
взял с собой и еще посулил каждый месяц присылать по головке сыра, лишь бы
закрыли дело. Лахут вернулся на постоялый двор, стал пить чай на дорогу и
плакать. Вдруг видит, - входят в харчевню трое.
- Что, - говорит самый старший, - и на тебя, хармаршаг, нашлась
управа?
"Хармаршаг" значит "сын тысячи отцов". Раньше так называли государя,
а теперь богатея. Лахут поглядел на старшего и говорит:
- Сколько у меня отцов, это не твое дело, разбойник, а ведь и у тебя
их было немало: один обтесал ноги, другой руки, третий уши, - и все,
видать, хозяйствовали в спешке.
А что этот человек - разбойник, Лахут сразу угадал по выговору, да
еще прибавил:
- Ты, чай, клеймен, что повязку носишь!
- А ты, - заухал разбойник, - степенно ходишь, чтоб на подметках
дырок не разглядели!
- Тут будут дырки на подметках, - разозлился Лахут, - тут чиновники и
без штанов оставят, да еще спасибо велят сказать.
- А какая твоя беда? - спросил Лахута второй человек.
Лахут взглянул, и этот второй ему как-то необыкновенно понравился:
молодой чиновник, платье потрепанное, но чистое. Лицо нежное, прозрачное,
верхняя губка как-то припухла, глаза карие, большие, чуть испуганные,
брови изогнуты наподобие ласточкина крыла. Лахут горько заплакал и все
рассказал: и как убили племянника, и как в одной управе чиновник взял у
него деньги, усадил на лавочку, велел ждать - и пропал с деньгами
бесследно, и про того чиновника, которому обещал головку сыра. Вздохнул и
посетовал, что корыстолюбивые чиновники обманывают государя и народ. А
клейменый подмигнул спутнику да и спрашивает:
- А сколько ты мне, хармаршаг, дашь, если я сведу тебя с государем?
Деревенский богач рассердился:
- Куда тебе, висельник, до государя!
- Не твое дело, - говорит клейменый, - я, может, ходы знаю.
Лахут дал ему десять желтеньких, разбойник нанял на рынке какую-то
