- посреди людей в летных комбинезонах, застывших на мгновение у грузового
лючка. Люди побросали пластиковые мешки. Из окошка кумирни выпрыгнули трое,
с длиннорылыми лазерами в руках. Тихо заржала лошадь, - на свет вышли, с
другой стороны, Ханадар и Ашидан, ведя лошадей под уздцы.
- Отбой, - сказал кто-то, - это хозяева.
Киссур неторопливо подошел к низенькому круглоглазому человечку, в
котором Бемиш узнал давешнего старосту, и сказал:
- А, это ты, Лахор. Чем это вы тут занимаетесь?
- Помилуйте, господин, - сказал Лахор с известным достоинством, -
грузимся...
Киссур поставил ногу на один из мешков, вытащил из-за пояса охотничий
нож и пропорол пластиковую обертку снизу доверху.
- Клянусь божьим зобом, - сказал Киссур, - вот все тебе в округе
говорят "господин", "господин", колени целуют, а и не знаешь, чему
господин-то. Это что за овес вы на шлюпку таскаете? В здешних местах сроду,
помнится, ничего, кроме овса, не росло.
Киссур зачерпнул рукой из мешка и понюхал.
- Нет, - покачал он головой, - сроду овес так не пах. Ханадар, ты не
знаешь, что это?
Ханадар тоже выбрал себе мешок, распорол его когтем бывшей при нем
плетки, вытащил горсть травы и сунул под нос своей лошади. Та заржала, стала
воротить морду.
- Нет, - сказал Ханадар, - не знаю, а только это не овес. Вон, Пестрый
морду воротит, есть не хочет. Тут вмешался Алдон Рысенок.
- Да это ж конопля, - сказал он, - "волчья метелка". Ее вейские
сектанты да здешние смерды издавна употребляли для путешествий на небо, а
теперь ее на Небо возят в пластиковых мешках. Большие деньги, говорят, за
эту травку дают на небе. Земляне - они всегда большие деньги платят за то,
от чего лошадь морду воротит.
Единственное, что Бемишу было непонятно, - так это почему их всех еще
не пристрелили.
И тут раздался ломкий голос Ашидана.
- Киссур, - сказал он, - это моя вина. Я не успел спросить у тебя.
Киссур мгновенно обернулся.
- То есть ты хочешь сказать, - с деланным изумлением проговорил он, -
что ты позволял моим сервам торговать выросшей в моих владениях травой, не
испросив у меня позволения?
- Но я не был уверен... - начал Ашидан.
- Скажи-ка, - осведомился Киссур, - кто старший в роду - ты или я?
- Ты.
- - А кому принадлежит земля, и все что под ней и на ней - старшему или
младшему?
- Старшему.
- Так почему же ты нарушаешь закон, оброк с такого дела кладешь себе в
карман?
- Я боялся, ты не поймешь...
- Конечно, не пойму, - загремел Киссур, - на моей земле мои же сервы
заводят торговлю, а мне не платят ни гроша? Кто меня должен кормить:
государь или мое имущество?
- Господин, господин, - заторопился круглоглазый Лахор, - мы не знали,
что господин Ашидан ничего тебе не платит: вот мне стать лягушкой, если мы
думали нарушить закон!
В это время из грузового лючка, пригнувшись, вылез человек в летном
комбинезоне.
- Извините, господин Киссур, - сказал он на интеринглиш, - мы и вправду
не знали, что вам неизвестно о нашем скромном бизнесе.
Киссур оглядел его с головы до ног.
- Сколько ты платишь брату с мешка?
- Десять.
- Будешь платить двенадцать. Деньги мне и сейчас.
- У меня что, столько есть? - огрызнулся пилот.
- Не перечь ему, - в ужасе вспискнул Лахор.
- Я жду, - холодно сказал Киссур, - а то все мешки пропорю.
- Не связывайся с ним, - сказал еще один землянин, - видишь, бешеный!
- Тут станешь бешеным, - возразил Ханадар Сушеный Финик, - когда свои
же сервы не уплачивают справедливых и причитающихся налогов, а брат тебя
надувает: ведь
