с носка на пятку, а потом и говорит:
"Слишком красивый ты мальчик, чтобы умирать". Они распяли Алдона и
побранились немного, а потом увели меня.
- А Сушеный Финик?
- А Сушеный Финик пел Ханалаю хвалебные песни, пока не оскорбился, что
он, человек из знатного рода, прислуживает простолюдину, который в детстве
месил коровий навоз. Отрубил голову одному из помощников Ханалая, кинул ее в
мешок и ускакал с этим выкупом к Киссуру. И меч Ханалая он тоже подарил
Киссуру.
Ашидан помолчал и сказал:
- Там-то я и познакомился с сыном Ханалая: мы были одногодки, это был
очень одаренный юноша. Думаю, Ханалай пощадил меня ради него. Однажды он
меня спрашивает: "Вдруг мой сын попадется в руки Киссура? Как ты думаешь,
оставит он ему жизнь, как я тебе?"
"Да, - подумал Бемиш, - Киссур, однако, не пощадил сына Ханалая, и
вообще никого не пощадил".
- Эй, - закричал впереди Ханадар Сушеный Финик, - вы чего там уснули? А
ну сюда!
Бемиш и Ашидан заторопили коней. Впереди дорога раздваивалась: всадники
сбились у развилки в кучу.
- Нам налево, - сказал Киссур, - надо навестить Альдиса, чтобы
следующая охота была еще изобильней прошлой.
- Что ж, - возразил Ашидан, - мы тогда до ночи не успеем в замок.
- Очень хорошо, - сказал Киссур, - так заночуем у старой кумирни.
Лицо Ашидана вытянулось.
- Смотри-ка, - сказал Ханадар, - да неужто ты боишься старой кумирни?
И, оборотившись к Бемишу:
- Там, в старой кумирне, похоронен Альдис Белый Кречет, и к нему были
приписаны два двора, чтобы ухаживать за могилой. Вот они пренебрегли своими
обязанностями, и Альдис их съел, и это дело ему понравилось: он повадился
каждую ночь вылезать наверх, таскался со свитой за прохожими и загонял их к
себе на пир. Прохожий приходит: усадьба, свет, а наутро от прохожего только
косточки. Люди уже так и заметили на новолунье, - если в старой кумирне
свист и огонь, - значит, скоро где-то будет плач. Простолюдину бы давно
загнали кол в гроб, а тут боятся, все-таки - Киссуров прадед. Ашидан
усмехнулся.
- Не стоит навещать могилы предков с посторонним землянином, - сказал
он, - чужаку достаточно того, что его взяли с собой на охоту.
- Еще не было такого, - ответил Киссур, - что бы я охотился в здешних
местах и не поделился добытым с моим предком.
И они поехали к старой кумирне, отпустив слуг и приторочив к седлу
тушку медвежонка.
Старая кумирня сидела между лесом и подковообразной горой, на самом
краю отвесного, словно ножом по маслу отрезанного, ущелья. За черным резным
тыном виднелась скрученная узлом крыша: из круглого оконца бил желтый свет,
за тыном слышались голоса людей. Ашидан стал белый, как зубной порошок.
- Эге-ге-ге, - сказал Киссур, - неужто Альдис опять принялся за старое
безобразие?
Всадники тихо спешились, Киссур погладил коня, чтоб не заржал, и
незаметно сунул под плащ автомат с коротким рылом. Упавшая в прошлом году
сосна проломила тын, чудом не задев часовню, и теперь, поверх рогатого
бревна, они заглянули в широкий двор. Там, на каменной площадке, стояла
маленькая, похожая на полосатый кабачок космическая шлюпка "Ориноко-20".
Люди в комбинезонах стояли цепочкой, от шлюпки до кумирни, и передавали из
рук в руки мешки.
- Тю, - сказал громко Киссур, - вот это называется прогресс! Даже
привидения разучились летать без двигателей!
Перемахнул через бревно и шагнул в освещенный круг. По правде говоря,
привидением выглядел, скорее, Киссур - охотник в старинном зеленом кафтане,
с тисовым луком через плечо и лицом, раскрашенным синими полосами для охоты,
