84

в грязном камуфляже, с ухмылкой на источенном морщинами лице, и Панков вдруг вспомнил, как они встретились первый раз. Тогда лицо Арзо было молодым и гладким, и он так же смотрел на Панкова сверху вниз, и в темных, как желуди, глазах было то же самое презрение к русскому, хотя тогда Панков был его пленником, а сейчас – его начальником.

        – Если ты напишешь заявление, Ниязбек, – сказал Панков, – у него с погон слетят все звездочки.

        – Я не буду писать никаких заявлений, – отозвался аварец.

        – Почему?

        – У нас в горах есть такое поверье, что у людей, которые пишут заявления, пули начинают летать медленней.

        – Ты свободен, Арзо, – сказал Панков, – Ниязбек, задержись на пару минут.

        Чеченец повернулся и, не говоря ни слова, вышел из кабинета. Ниязбек стоял по стойке вольно и рассматривал полпреда такими же непроницаемыми, как у чеченца, глазами. И в эту секунду у Панкова в уме с математической четкостью сложилось решение проблемы, которая беспокоила его с того самого момента, когда он подписал приказ о новых полномочиях группы «Юг».

        – Послушай, Ниязбек, – сказал Панков, – это не может продолжаться долго. В современном государстве не может существовать группа лиц, способных вытворять то, что ты вытворяешь, и не облеченная при этом властью. Мне не нужен Арзо. Пусть убирается куда угодно. Хочешь, я назначу тебя главой спецгруппы вместо него?

        – Это зачем?

        – Это затем, что ты не согласишься брать взятки и за это убивать людей.

        – Не соглашусь, – кивнул Ниязбек, и в его глазах цвета жженого меда сверкнуло презрение. – Только кто тебе сказал, что я соглашусь охотиться за братьямимусульманами только потому, что это нужно русским?

        Повернулся и вышел из кабинета.

          Глава пятая БОЙ В ХАРОНЮРТЕ

        Десять дней прошли без особых эксцессов. Хаджиев понимал, что полпред его недолюбливает и ищет повода, чтобы придраться. Панкову донесли, что Хаджиев както сказал: «Если бы я знал, что изза одного отрезанного мизинца у меня будет такая головная боль, я бы пристрелил этого щенка еще на грозненском вокзале».

        Арзо также понимал, что нашкодил, и крепко нашкодил. В Торбикале он больше не появлялся, а мотался по горам, как бешеная собака, выкусывая там и тут повстанческих блох.

        За две недели он потерял пятерых бойцов и загнал две крупные банды, и даже Панков был вынужден развести руками, когда услышал историю, приключившуюся в Шамхальске. Там люди Арзо выкурили из дома двух какихто лесных братишек. Братишки припустили вниз по улице, одного застрелили, а другой заскочил в кафемороженое, вытащил чеку из гранаты и заорал, чтобы к нему не подходили. Кафе было расположено напротив школы, дело было во время перемены, и половина посетителей кафе были дети.

        Люди Арзо окружили кафе, и Арзо закричал, чтобы парень отпустил детей и выяснял отношения, как мужчина с мужчинами. Боевик, которому было едва ли за девятнадцать, немедленно повелся и заорал, что отпустит детей, если в кафе зайдет сам Арзо, только один и без оружия.

        Арзо возник на пороге кафе через полминуты в нарушение всех писаных и неписаных норм. Детки бросились врассыпную, парень растерялся. Один из официантов кинулся на боевика, пытаясь вырвать у него гранату. Тот ударил его, граната мелькнула в воздухе, падая, а еще через мгновение Арзо добрался до боевика и подсек его. Так они и упали – сначала граната, на нее – боевик, а сверху – прижавший боевика своим телом Арзо. Парню разворотило кишки, но никто в кафе, включая Арзо, не пострадал. Это была неплохая драка для сорокалетнего полковника без левой руки, тем более что никто не знал, какая у парня граната. Если бы это была Ф1, а не эргэдэшка, Арзо вряд ли отделался бы так легко.