чувство. Ничего предосудительного? Что он имеет в виду?
Что Бемиш не мошенничает? Или что вся грязь проходит мимо документов?
- Так хотите, я что-нибудь подпишу?
Бемиш колебался. С одной стороны, два документа действительно требовали
подписи государя, - жди потом эту подпись три недели. С другой стороны, а
что, если Шаваш будет недоволен? Решит, что Бемиш прокрался в сад, разыскал
за спиной Шаваша государя, наговорил ему бог знает что, лишил Шаваша
полагающихся для такой подписи подарков и вообще вел себя неприлично.
Бемиш поднял глаза. Император вдруг скорбно улыбнулся и промолвил:
- Простите. Я знаю, что моя подпись немного значит, но я все время
забываю, что она может и повредить.
"Господи! - изумился Бемиш, - он все понимает! Но почему же..."
- Я хотел бы сделать вам что-нибудь приятное, - сказал государь.
- Вы... Я видел несколько ваших картин. Можно посмотреть другие?
Государь улыбнулся.
- Пойдемте.
Через пять минут они прошли через государеву спальню в светлую
восьмиугольную комнату. Стражники таращили глаза: если здесь, в огражденных
покоях, и бывали когда-то земляне, - Ванвейлен или Нан, - то, во всяком
случае, это было достаточно давно.
Бемиш не обманулся: рисунки государя Варназда были на диво хороши.
Может, он не был гениальным художником, скорее всего, даже подражал кому-то
из старых мастеров, - все рисунки, до единого, были выполнены в традиционной
манере, легкой, чуть выцветшей от рождения акварелью, и во всех них было
что-то грустное и беззащитное, до удивления гармонировавшее с лицом самого
государя страны Великого Света. "Я бы не взял его на работу даже начальником
отдела", - мелькнуло в голове Бемиша.
Бемиш надолго остановился перед одним из рисунков. Это был вид из окна,
- вероятно, дворцового, судя по завитому уголку рамы, на зимний сад.
Огромные пласты мокрого снега пригибали к земле сухие кисти цветов,
посередине большой черной прогалины четверо садовников-простолюдинов,
нахохлившись, как воробьи, от холода, разжигали костер. Позади костра
сиротливо торчало копье. Было видно, что рисовавшему жалко этих людей, но он
считает, что ничего не может сделать. Зима. Из года в год. Unfathomable sea,
whose waves are years...
- Ну, - сказал государь Варназд, - какой вам больше всего по душе?
Бемиш показал на рисунок с садовниками вокруг костра.
- А еще?
Бемиш выбрал еще.
- У вас отменный вкус, - сказал государь. - Это лучшие.
- Вы давно их написали?
- Да, семь лет назад, я тогда был в плену у Хана-лая. Это мои
стражники. Видите - копье?
Бемиш побледнел. Да, ведь семь лет назад государь Варназд был в плену у
мятежников, и не просто в плену: Ханалай только что не морил его голодом,
вытирал на пирах пальцы о волосы, ждал только полной победы, чтобы казнить
недостойного императора...
- Наверное, - сказал Варназд, - чтобы хорошо рисовать, надо плохо себя
чувствовать. У меня был тогда повод жалеть себя.
- Мне не кажется, - осмелился Бемиш, - что вы тут жалеете себя. Вы
жалеете этих крестьян, которые вас сторожат.
Они вышли из восьмиугольной комнаты на террасу. У балюстрады стояло
легкое кресло с золотой головкой и распростертыми крыльями по краям, -
казалось, что кресло летит, и несколько скамеечек для ног. Государь сел в
кресло и указал Бемишу на скамеечку. Они сели, государь помолчал и спросил:
- В ваших газетах пишут, что я должен созвать парламент и передать
право выборов главы правительства народу: только так-де можно справиться с
произволом и коррупцией. А мои чиновники уверяют, что
