был еще жив и даже один раз пришел в сознание. Черные, как маслины, глаза уставились в душу лейтенанта внутренних войск Святослава Семенова, и израильтянин что-то тихо проговорил.
– Сейчас, браток, – заторопился Семенов, – тихо, тихо, сейчас мы тебе поможем.
Но помогать было совершенно нечем; они сидели в той же переговорной, где устроили столовую, и в этой переговорной не было ничего, кроме составленных овалом столов да разлетевшейся по полу жратвы. И раздетых и раненых солдат.
Лейтенант Семенов никогда не был в бою, но он оказался одним из немногих, кто сообразил, что дело пахнет чем-то посерьезней разборки за собственность. Он занырнул в какую-то кладовку, сдернул предохранитель и приготовился стрелять в первого, кто влетит. Однако первой влетела граната, следом вторая, а третьей прозвучала автоматная очередь. Лейтенант сам не понял, как остался жив. Очнулся он уже в переговорной и даже успел наложить на раненую ногу турникет, прежде чем им всем приказали раздеться.
А потом принесли баровского охранника.
Израильтянин снова пошевелился и застонал, и Семенов не выдержал. Наклонившись, он стал развязывать собственную повязку.
– Зря, – сказал его сослуживец Валера Мишин, – все равно не выживет.
Семенов подполз к двери и стал стучать.
– Суки, – орал он, – дайте хоть лекарства!
Дверь распахнулась. На пороге стоял невысокий смуглый чеченец с автоматом. Повинуясь его жесту, Семенов отполз назад.
– Что ты хочешь?
– Бинты и промедол, – сказал Семенов.
– Зачем?
– Для раненых.
Губы Висхана Талатова изогнулись в усмешке.
– Твои люди обойдутся без бинтов. Они не так серьезно ранены.
– Жидок ранен.
– Добей его, – приказал чеченец. Семенов молчал.
Автомат в руках Висхана судорожно дернулся.
– Ты, собака! Я тебе приказал – добей его!
Лейтенант Семенов неловко заелозил по полу. Раздетый, он совсем не походил на солдата: рыхлое белое тело, половинка очков на носу.
– Как же я его добью? – рассудительно сказал Семенов. – Дай хоть нож.
Висхан улыбнулся. Тяжелый нож с залитой в свинец рукоятью воткнулся в серый ковролин. Лейтенант выдернул нож – и бросился на Висхана. Через мгновение он дергался на полу с позвоночником, перебитым автоматной очередью.
Висхан перевел автомат на следующего раненого. Губы чеченца слегка приоткрылись. В глазах плясали сумасшедшие зайчики.
– Ты следующий, – сказал Висхан. – Если хочешь жить, добей своего товарища.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Халид.
– Прекрати! – приказал он.
– Их слишком много. Мы брали завод, а не казарму внутренних войск. Они должны умереть.
Глаза цвета вакуума глянули на Висхана безо всякого, казалось, интереса, и перед этим взглядом Висхан внезапно смутился и сник, как полугодовалый щенок перед волком.
Халид наклонился над хрипящим старлеем. Тот был в сознании, веки его слабо подергивались, и ногти скребли по серому ковролину. Безо всякого врача Халиду было ясно, что этот человек умрет через полчаса в страшных мучениях. Молниеносным движением Халид полоснул умирающего по горлу. Кровь русского брызнула вверх. Халид неторопливо поднялся, вытирая рукавом попавшую на лицо кровь, и воткнул нож за пояс.
– Когда ты в следующий раз без моего приказа застрелишь неверного, – сказал Халид, – ты отправишься в ад вместе с ним. Не попадет в рай тот, кто не слушает командира.
* * *
Штаб операции спешно размещался в здании Кесаревского мореходного училища, в полутора километрах от завода. Столь же спешно отселяли жителей из соседних с заводоуправлением пятиэтажек.
Здание мореходки было выстроено в пятидесятые годы в лучших традициях сталинского зодчества: с серыми гранитными колоннами и лестницей, уходящей в небеса. Половина фасада была затянута белой простыней, возвещавшей
