Баров сложился пополам, как карточный домик. В дверь вбежали еще двое, и Карневич упал раньше, чем они его ударили.
– Пошли.
Барова вытолкнули на улицу. Падающий снег все так же серебрился в конусе фар грузовичка, и в пяти метрах неслышно работал еще один автомобиль. Как ни странно, это был черный бронированный «Мерседес» Барова. Под переплетением серебряных труб стоял Дани, и перед ним на коленях – худощавый седоволосый чеченец с глазами цвета вакуума и высокими татарскими скулами. «Узи» в правой руке Дани упирался чеченцу в висок. В левой руке израильтянин держал черную коробочку взрывателя с длинным серебристым усом антенны. Видимо, он прихватил ее у одного из покойников.
Баров почувствовал, что кровь в его жилах сворачивается, как несвежее молоко на огне. Чужая жесткая рука толкнула его так, что он упал на колени, и тут же сзади ему наступили на щиколотку, фиксируя позу. Губы Дани шевельнулись:
– Им ата ло мешахрер ото, ани орэг тамефакед шельха.
– Он говорит, что, если ты меня не отпустишь, он убьет твоего командира, – перевел Баров чеченцу, стоявшему у него за спиной.
– Наш командир – Аллах, – отозвался Халид, – а в меня пусть стреляет.
Баров отдал негромкое приказание на иврите.
Дани, вместо того чтобы выстрелить в затылок Халиду, нажал кнопку радиовзрывателя.
За секунду перед тем, как палец Дани замкнул контакты, чеченец, сидевший в бронированном «мерсе» Барова, утопил в панели клавишу, приводящую в действие установленный в багажнике «Персей», и в широкой полосе от двадцати до двух тысяч мегагерц в эфир начал излучаться сигнал, блокирующий работу любого радиовзрывателя.
Халид боднул Дани затылком в живот и мгновенно извернулся, перехватывая «узи». Сзади Барова кашлянуло два выстрела, Дани дернулся, из груди его брызнул фонтанчик крови.
Халид встал. Баров по-прежнему стоял на коленях, сцепив руки за затылком. Ствол, из которого застрелили Дани, снова упирался ему в висок. Халид подошел к «мерсу» и рывком поднял багажник. Там лежала канистра с жидкостью для мойки стекол и сероватый ящик, размером чуть побольше старого кассетного видеомагнитофона. На торце ящика горели четыре зеленых огонька.
Халид несколько секунд глядел то в багажник «мерса», то на двадцатипятикилограммовый ящик с тротилом. Потом рывком захлопнул багажник и подошел к Барову.
– Ты чертовски полезные штучки возишь с собой, коммерсант, – сказал Халид. – Никогда не думал, что мы встретимся до Дня Воскресения. Ты меня узнаёшь?
– Да.
Чечня. Май 1996 года
Комбат Синицын курил, сидя на бетонной балке у блокпоста, и смотрел, как чеченцы грузят в «уазик» труп.
Настроение у комбата было премерзкое.
Несмотря на непрестанные заверения, что в Чечню будут посылать только дедов, половина солдат Синицына состояла из необстрелянных первогодков, предыдущую службу отбывавших на строительстве генеральских дач. Первогодки вели себя как дети и гибли как мухи.
Накануне ночью один из таких героев пошел в село менять патроны на водку, да подорвался на мине в сотне метров от блокпоста. В часть его притащили с кровавым мослом вместо ступни.
Допрашивал солдата дальневосточный чекист, подполковник Рыдник, заявившийся в лагерь три дня назад. Узнав, куда направлялся солдат, чекист заподозрил неладное и отправился в село вместо первогодка, прихватив с собой двух контрактников, полный лифчик гранат и снайперку. Подполковник искал пленного для обмена: у кого-то в его городе украли девочку. Вернулся, принес три уха на веревочке, а пленного не принес.
Уши подполковник отнес показать солдату и сказал, что ему повезло.
– На соседнем посту тоже такой коммерсант нашелся, – сказал чекист, – пошел меняться. На следующий день его в ведре на заставу подкинули.
Теперь чекист сидел
