У тебя большое горе, я слышал. Поверь, это не моих рук дело. Тот долг, который на тебе, он не передо мной, он перед другими людьми.
– Сколько? – спросил Данила.
– Данила Александрович, я ни при чем в этом деле. Это мой город, и мне здесь жить. А те, кто это сделал, это не их город. Если я смогу стать посредником, я…
– Я заплачу, – сказал Данила, – я заплачу твои гребаные полтора лимона. Но передай Халиду: если он хоть пальцем тронет мою дочь, на вашу долбаную Чечню по ошибке сбросят атомную бомбу.
* * *
Руслан поторопился предложить свои услуги; неделю от похитителей не было ни слуху ни духу. Милетич сходил с ума. Полковник Рыдник по-прежнему был в Чечне. Он прилетел на пятый день, провел в Кесареве три часа и улетел обратно тем же бортом, оставив Данилу на попечение майора Осокина.
– Если они не выходят на связь, значит, они увезли ее из города. Они позвонят не раньше, чем она окажется в Чечне, – объяснил Рыдник свой отъезд.
Звонок раздался на девятый день. Он разбудил Данилу, и Данила не сразу понял, что это не сон. Милетич схватил трубку, и в ней раздался отчаянный детский крик:
– Папа! Папа!
– Даша!
Трубка замолкла, а потом вместо Дашиного крика послышался низкий голос с идеальным московским произношением. Халид всегда говорил без акцента, когда ему не надо было строить из себя перед посторонними дикаря с гор. Только строение фраз и мыслей всегда оставалось у него кавказским.
– Ты неправильно себя повел, Данила. Ты был должен полтора. Теперь ты должен пять. Ты все понял?
– Я все понял, – сказал Данила. – Тебе Руслан передал мое условие?
Трубка в его руках омертвела с едва слышным щелчком.
* * *
Через пять минут Данила из машины позвонил Сурикову. Тот как раз вел утреннее совещание: раньше, до похищения дочери, совещания вел Данила.
– Халид позвонил, – сказал Данила.
– Ты начал переговоры?
– Я сказал, что заплачу.
– Сколько?
– Пять миллионов.
– Но это абсурд. Даже если мы ему должны, он говорил – полтора…
– Я заплачу пять миллионов, – сказал Данила, – эти деньги мне нужны сейчас. Наличными.
– И откуда ты их возьмешь?
– Ты с дуба рухнул, Артем? Это мой завод!
– Это мой завод, – сказал Суриков. – Моей фирме принадлежит контрольный пакет этого завода, а ты всего лишь мой наемный менеджер. Я мог позволять тебе управлять моим имуществом, Данила, но я не могу позволить, чтобы ты сначала делал управленческие ошибки, Данила, а потом расплачивался за них моими деньгами. Я не могу позволить, чтобы за моей спиной ты договаривался неизвестно о чем с чеченскими бандитами…
– Ах ты, сука!
– Данила, я не знаю, действительно ли у тебя похитили дочь или это просто твой способ вынуть деньги из моего кармана на пару с чеченцами. Но…
Данила бросил трубку.
В кабинете Сурикова все глядели на директора круглыми глазами. Потом потихоньку засуетились, собрали бумаги и заспешили по своим делам.
– Как же это, Артем Иванович? – потрясенно промолвил главный инженер.
– Не бойся, – доверительно прошептал ему на ухо Суриков. – Данила сам просил меня это сделать. Ну не хочет он платить за свою дочку пять миллионов. Вот мы и разыграем перед чехами спектакль – он хочет, а я не даю…
– Но как же… – главный инженер был изумлен еще больше.
Суриков пожал плечами с досадой.
– Вот не представляю, – сказал Артем, – уж казалось, он так ее любил, так… я бы сам за нее сколько угодно отдал. А Данила – нет. Данила решил их развести.
* * *
Джип Милетича остановился у заводской проходной в девять пятнадцать, и Данила, выскочив, бросился вверх по ступеням. Охранники у «вертушки» преградили ему путь.
– Вас не велено пускать, Данила Александрович, – заявил старший по смене.
– Почему?
– Есть приказ о вашем увольнении.
В девять двадцать пять
