по технике был человек исключительно мирный и Чечню видал только по телевизору.
– Ты чего плитку попортил? – продолжал Руслан. – Вон, за плитку кто платить будет?
Шлыков опустил глаза вниз и действительно заметил, что дорогая плитка, устилавшая площадку перед особняком, треснула под весом бронемашины.
– Я что? Я просто… – проговорил генерал Шлыков.
– Вы все пьяны, – сказал Руслан, – пьяными на стрелки не ездят. Вы сейчас сделаете то, о чем трезвыми жалеть будете. Уезжайте и проспитесь.
Шлыков моргал. Он много хотел сказать чеченцу. О том, что тот сначала нанимает подрядчиков, а потом им не платит. О том, что нечего ему лапать русских девушек, потому что девушка, бывшая вместе с Русланом, была русская, это генерал заметил очень хорошо. Генерал Шлыков вообще не любил чеченцев и хотел бы сделать с ними что-то героическое, но не отправляясь в Чечню. Но как-то при виде Руслана и стоящих за ним автоматчиков все мысли вылетели из головы, и БТР за спиной не спасал положения.
И тут чья-то рука отстранила генерала, и слегка заикающийся от водки голос сказал:
– Да что ты с ним мяукаешь!
Из-за спины его вышел Саша Колокольцев. Он был пьян еще сильней Шлыкова. Видно было, что он шатается, как чернобыльник на ветру, и что все мысли в его башке утекли с водкой. Саша шагнул к Руслану, и генерал с ужасом заметил у него в руке длинный нож, рукоять которого выше ладони раздувалась в тяжелую стальную шишку с короткими зубчиками.
Руслан сделал шаг назад, – и в этот момент стальная шишка влепилась ему в челюсть. Чеченец упал как подкошенный.
«Ну все, – подумал Шлыков, – сейчас нас перемочат». Однако охрана по какой-то причине не бросилась на помощь к хозяину, и один из охранников что-то громко крикнул по-чеченски, обращаясь к остальным.
Руслан лежал на покрошенных белых плитах в метре от БТРа, и Халид, приподняв его за волосы одной рукой, держал другой нож у его горла. Усольцев сделал шаг вбок, потерял равновесие и сел у машины.
– Ты знаешь, почему русские боятся чеченцев? – спросил Халид, сидя на корточках перед Русланом.
Руслан молчал.
– Потому что чеченцы не боятся смерти. А русские боятся. А ты, Руслан, как русский. Ты боишься смерти. Ты понял?
– Я заплачу, – тихо сказал Руслан, – я тебя прошу, успокойся. Ты пьян. Подумай, что ты делаешь. Хьо кхийтарий?[2 - Ты понял? (чечен.)]
В следующую секунду охрана подхватила Халида под мышки. Халид обернулся, и лезвие ножа, сверкнув в лучах обступивших площадку прожекторов, прочертило прореху в рукаве одного из его собственных боевиков. Мгновенно образовалась куча мала: нож, звякнув, улетел в траву, Руслан бросился на Халида и вместе с охранниками стал крутить ему руки, и кто-то из чеченцев, дав очередь в воздух, заорал:
– Стоять! Всем стоять!
Через полминуты Халид стоял у края пирса, и его мучительно выворачивало прямо в воду, в черный темный проем между склизкими столбами и белобоким бортом яхты. Усольцев и Соболев держали его за плечи. Все были настолько пьяны, что никто не понял, на каком языке орал хабаровский коммерсант.
– Тише, тише, – говорил Соболев, – тише, Саня, все в елочку. Он заплатит. Правда, Руслан Александрович?
Руслан и его охранники стояли в метре, и лицо Руслана было цвета филе трески. Зубы его мяли незажженную сигарету.
– Вы все пьяны, – сказал вполголоса Руслан Соболеву, – уезжайте, пока не случилось много такого, о чем все мы потом пожалеем.
Халид плохо запомнил то, что было дальше. Он помнил, как они пили, сидя на броне; как снова брали водку в круглосуточном кафе на трассе и как сняли тут же двух «плечевых» девочек.
Халид помнил, как он лил в себя почти чистый спирт под придорожной березой и как рядом над проституткой сопел замкомандующего округом.
Потом он пришел
