211

под этим взглядом обычно невозмутимый Цой почувствовал, что он покрывается холодным потом.

        Президент был разъярен. Президент был разъярен больше, чем если бы ему сообщили о провозглашении независимости Чечни. То, что задумали Цой со Слябом, было немыслимо. Скандал только разгорался, а телефон (полусекретный!) приемной Цоя уже раскалился от журналячьих звонков, и было ясно, что ущерб репутации России нанесен чудовищный – такого ущерба правящей семье не было со времен скандала с Гришкой Распутиным.

        Цой молча стоял у двери кабинета, тем самым вынуждая президента начать первым, – и эти двадцать шагов, отделяющих его от стола главы государства, Цой охотней бы прошел под прицелом снайпера, нежели под взглядом президента.

        Президент заговорил – очень негромко.

        – В своем иске швейцарская прокуратура, – сказал президент, – утверждает, что к скандалу, возможно, причастен я. Она утверждает, что деньги на счету Ревко – это не деньги Ревко. Это мои деньги. Какие у швейцарской прокуратуры доказательства?

        Цой молча подошел к столу президента и положил на него кассету.

        Обыкновенную видеокассету «VHS», производство фирмы «Сони», длительностью девяносто минут. Никаких наклеек на кассете не было.

        Президент повертел кассету тудасюда, потом встал и прошел в комнату отдыха. В отличие от большинства начальственных мест, она располагалась не сразу за кабинетом, а была отделена от него небольшим коридорчиком: в коридорчик же выходили туалет и столовая. В комнате отдыха президент сунул кассету в видеомагнитофон.

        Видимо президент отвык сам обращаться с капризной техникой. Сначала он сунул кассету не той стороной, а потом перепутал кнопки.

        Наконец президент справился с видеомагнитофоном.

          ***

        На плоском плазменном экране возник Денис Черяга. Изображение было чернобелое, но довольно четкое. Черяга сидел вполоборота к камере. Так же, вполоборота, сидел его собеседник – Извольский.

        Черяга сидел и курил.

        – Он хочет тридцать девять лимонов, – сказал Извольский. – Говорит, что тридцать один уйдет выше, а восемь пойдет ему. Но за это он получает санкцию на уничтожение группы Цоя.

        – Что значит выше? – спросил Черяга.

        – На самый верх. Он сказал следующее: "Президент считает ненужным существование в России промышленной группы, настолько связанной с криминалом.

        Но вы должны доказать свою преданность новой России".

        Президент выключил видеомагнитофон.

        – Кто этот второй, рядом с Извольским? – спросил президент.

        – Денис Черяга. Куратор его службы безопасности. Он, кстати, в федеральном розыске за ряд совершенных им убийств.

        – Человек, который это записал, до сих пор там работает?

        – Он пропал, и, к сожалению… в общем, я думаю, что свой иск эти ребята начали готовить после его пропажи.

        Президент протянул ладонь.

        – Где оригинал записи?

        Цой скрестил руки на груди.

        – Разумеется, не со мной, – ответил он.

        В комнату отдыха, неслышно ступая, вошли два личных охранника президента.

        Президент поколебался, потом в упор взглянул на Цоя и спросил:

        – Что связывало тебя и… этого бандита?

        – Мы были друзья. И партнеры.

        Президент кивнул, приглашая охранников садиться, и вышел. Цой услышал, как во второй двери, той, что вела из коридорчика в кабинет, с громким щелчком повернулся замок.

          ***

        Когда Извольский вошел в кабинет президента, Цоя там не было.

        Разумеется, Извольский понимал, что Цоя провели, а может быть – вывели – через комнату отдыха, но все равно ему невольно показалось, что Цоя просто пристрелили тут же, а кусочки кинули в шреддер. Такая уж атмосфера царила в кабинете.

        Президент не сидел – молча стоял