185

доказательств недостаточно? – с усмешкой спросил Степан, протягивая Шевчуку папку с протоколами допроса.

        – Ну видите ли…

        – Посмотри еще раз.

        Шевчук недоуменно раскрыл папку и обомлел: поверх протоколов лежали две десятитысячные пачки долларов.

        – Степан Дмитриевич! – потрясение и с неким даже упреком сказал Шевчук.

        Степан перегнулся через стол и сгреб Шевчука за галстук.

        – Ты его завтра приделаешь, это первое. Он не должен бегать, он должен сидеть. И он должен сдать своего шефа, Сляба. Понятно?

        И раньше, чем Дима Шевчук успел с благодарностью согласиться, Бельский хлопнул дверью и был таков. Если бы следователь Шевчук провожал Степана до улицы, он был заметил одну любопытную деталь: прежде чем шагнуть с крыльца прокуратуры в ноябрьскую слякость, очаковский лидер тщательно вытер ноги.

          ***

        Бельский вернулся в квартиру Рубцова спустя двадцать минут. Поминки по заводу были в самом разгаре. В гостиной терзали гитару, ктото выл и мяукал.

        Ященко сидел в кабинете и читал какуюто книжку.

        Повеселевший Степан взял стул и сел на него верхом.

        – Ну, Яша. Рассказывай. Что тебе Денис предлагал?

        Яша стал смотреть кудато вбок.

        – Он был вместе с Ревко. Он меня зазвал кудато в комнату, прямо на приеме… Он… сказал, что на меня заведено уголовное дело. Там… якобы мы завысили цены на услуги… Он предложил мне отдать акции и прекратить дело.

        – А Ревко?

        – А потом пришли Ахрозов с Ревко. Они предложили семь миллионов. Они… они приличные люди, не то, что Черяга.

        – Убийца.

        – А?

        – Черяга – убийца и карьерист. Он кто? Он вицепрезидент. Генеральный директор. А он людей убивает. Они что, его в ответ могли убить? Панасоник его мог убить? Разве можно убивать людей просто так? Да еще мусору?

        – А не мусору – можно?

        Степан резко наклонился вперед.

        – Мусора, Саша, убивать не могут по определению. Потому что попадаются, потому что колются, потому что сдают своих. Вокруг них друзей нет, понимаешь? А если нет друзей, этим лучше не заниматься. Вот ты, например, Яш, мне друг? Ты мне ведь не откажешь, чтобы я ни попросил?

        Яше стало страшно. Очень страшно.

        – Конечно, не откажу… – бодро сказал он.

        – Ну тогда налей мне водки.

        В дверь заскреблись, и на пороге показался Миша Рубцов. Он шел почти прямо. Миша славился тем, что мог влить в себя безнаказанно до трех литров водки. Сейчас отметка стояла на двух с половиной, и можно было считать, что Миша еще трезв.

        – О, – сказал Миша, – Степа! Степа, а я фотографии отыскал.

        – Какие фотографии?

        – Ну, те где Ревко торговал МиГами.

        Степан с досадой отвел руку Рубцова. Тот пошатнулся, веер фотографий рассыпался по полу Рубцов икнул и опустился рядом.

        Степан наклонился, чтобы собрать фотографии. Фотографии были чернобелые, довольно старые, некоторые – со следами давних деревянных рамочек.

        На третьей фотографии, на фоне МиГа25 с опознавательными знаками сирийской армии, стояли четверо: Михаил Степанович десятилетней давности, еще молодой, в летном комбинезоне, улыбающийся Ревко и какойто сирийский полковник. Четвертым был человек в белой рубашке и черных брюках, выглядывающий изза плеча Ревко.

        – Ихний министр безопасности, – сказал очнувшийся Рубцов, с гордостью показывая на сирийского полковника. – Толковый, говорят, был мужик. За воровство потом расстреляли.

        – А это? – спросил Степан, показывая на человека в белой рубашке.

        Шеф– пилот пожал плечами.

        – Не знаю. С Ревко приехал. Я думаю, он как раз по части «узи» был… Представляешь, а? «узи» и «МиГи»…

        Степан вгляделся в фотографию еще раз, потом осторожно отделил ее от других и сунул в карман.