так что половина Павлогорска была выстроена к западу, на равнине между двух рек – Протоки и Туры. Сам комбинат и все его карьеры находились восточной, если не считать нового Северного карьера, который начали копать в 1987 году и разработку которого Ахрозов возобновил только сейчас: тот располагался километрах в пяти от Павлогорска, и дорога к нему шла вдоль Туры.
Неширокая Тура была единственной речкой в этом горнорудном крае, осваивавшемся еще с царских времен. В десяти и сорока километрах ниже по течению Туры стояли две плотины для Богоявленской и Нижнесушинской электростанций, сооруженных горнозаводчиками еще в прошлом веке. Электростанций больше не было, как не было и небольших, полностью выработавших свой ресурс заводов, под которые они строились. Но плотины остались. На обустройство этих плотин дважды отпускались деньги из областного бюджета, и вицегубернатор дважды с триумфом отчитывался об их укреплении, хотя на самом деле деньги уходили не в плотины, а в Швейцарию.
Когда начальство примчалось к прорванной дамбе, там еще не было ни людей, ни техники. Были только два вневедомственных охранника, вывалившихся из караульного домика при плотине и изрядно пьяных.
***
Ахрозов бросил свой «лендкрузер» наверху и сбежал к дамбе вместе с охранником. Денис и Гриша последовали за ним.
Ночь была премерзкая: над водой и в низинах плавал холодный туман, дневной дождь превратился в жидкий снег, и снег этот был такой крупный, что падал почти отвесно, несмотря на злой северозападный ветер.
Вода лилась из верхнего пруда, словно из наклоненного корыта. Бетонная корка, покрывавшая насыпь, просела, и вода просто выдавила верхнюю, лишенную правильной опоры плиту.
Через пять минут на дамбе показался первый КамАЗ, груженый породой из карьера. КамАЗ осторожно подпятился к промоине и сгрузил в нее содержимое кузова.
– Ближе, ближе! – заорал Ахрозов.
Второй КамАЗ уже подкатывался к дамбе. С дороги бежали, застегиваясь на ходу, поднятые по тревоге люди.
– Светлов, поднимай всех, – закричал Ахрозов, – и чтобы правильно сыпали, одну машину крупной породы, а другую со шламом! Гриша, езжай на мелькомбинат, я военным уже позвонил, возьми там мешки, у них тысяч десять мешков должно быть, пусть мешки набивают шламом и грузят! Мелькин, открой аварийный сброс! И на Богоявленку звони, пусть там откроют, и на Нижнесушинке!
Денис подошел к Ахрозову. Охрана его следовала за ним.
– Аварийный сброс нам не поможет, Изольдыч, – сказал главный инженер.
– Почему? – спросил Денис.
Ахрозов поглядел на него, подумал, отвечать ли.
– Плита, которую снесло, высотой сорок сантиметров, длиной шесть метров.
Умножаем ноль четыре на шесть, получается два и четыре кубометра воды, которые уходят из промоины. Аварийный и штатный сброс на второй плотине вместе дают полтора кубометра.
– А если второе водохранилище переполнится? Тогда что? Затопит Нахаловку?
Ахрозов пристально поглядел на Дениса.
– Что Нахаловку подтопит, это фигня, – сказал Ахрозов. – Ее каждую весну притапливает. Я думал, эта дамба из бетона, а она из сушеного дерьма. А если она рухнет?
– И если рухнет?
– Если рухнет, по реке пойдет цунами. Сначала снесет вторую плотину, потом третью. Потом снесет Богоявленку. У тебя охранников сколько? Шесть?
Денис сморгнул. Палец Ахрозова уперся в грудь собровца – Вы все поступаете в распоряжение моей службы безопасности. Едете на тот берег. Задача – вдоль всей Нахаловки построить защитную дамбу. Если кто умеет водить БелАЗ, добро пожаловать. У нас будет недостача водителей.
Грузитесь в карьере крупной фракцией, на шламоотвале – мелкой. Где есть дорога едете по дороге.