128

сказала секретарша, – Константин Кимович примет вас.

        Ирина оглянулась на молодого человека в красном и отчаянно покраснела.

        Она вдруг сообразила это – телохранитель Альбиноса, и что ни на какие переговоры Цой не ездил, а все эти два часа был у себя в кабинете, где и разговаривал с сорокалетним здоровяком.

        Она толкнула тяжелую дверь кабинета и вошла внутрь.

        Кабинет Константина Цоя поразил Ирину.

        Промышленники России не склонны к показной роскоши. Российские банкиры любят иметь многокомнатные офисы с персидскими коврами и увешанными картинами стенами; представительства западных инвестиционных контор обожают современные деловые комплексы со стеклянными крышами, эскалаторами и зимними садами.

        Крупнейшие российские промышленные конторы, как правило, выбирают себе достаточно скромные особняки, а штат сводят к минимуму – дватри партнера, парочка вицепрезидентов, еще несколько человек – и секретарши. Войдя в такой скромный особнячок, ты можешь с удивлением обнаружить, что компания, владеющая третью российского алюминия, сидит на двух этажах строго отделанного офиса и состоит из шести человек, половина которых, впрочем, пребывает в данный момент за пределами России.

        Остальные же трое держат у уха сразу по две трубки и выясняют отношения одновременно с кемеровскими угольщиками, сибирской нефтяной компанией и свердловскими энергетиками.

        Муж Ирины, Вячеслав Извольский, которого трудно было назвать аскетом, в общемто придерживался этих принципов и даже намеренно не заводил в московском представительстве собственного кабинета. Для встреч он довольствовался удобной и легко отделанной переговорной.

        Кабинет Константина Цоя был огромен; высота потолков составляла по крайней мере пять метров, пол был отделан редким дворцовым паркетом, ив дальнем углу кабинета, от пола до потолка, простирался огромный аквариум, в котором плавали красные рыбы.

        Еще один аквариум, поменьше, стоял в углу. Собственно, это был не аквариум, а устроенный в виде аквариума столик для доверительной беседы, с подсвеченными с изнанки водорослями и двумя тяжелыми кожаными креслами по бокам. Сероватые, видимо пуленепробиваемые окна кабинета выходили во двор, и в них лился тусклый солнечный свет.

        Самой же примечательной особенностью кабинета было отсутствие в нем стола для заседаний. В глубине возвышался огромный офисный стол самого Цоя, заваленный бумагами, от него буквой Т отрастал какойто скромный аппендикс с двумя креслами по углам – и все. Отстутствие стола для совещаний как бы невольно подчеркивало, что все свои решения Цой принимает либо единолично, либо – в крайнем случае – вместе с парнером, усевшимся в широкие удобные кресла для беседы.

        Ирина шагнула внутрь, и изза полированного стола в глубине кабинета навстречу Ирине поднялся невысокий сорокапятилетний кореец с совершенно белой кожей.

        – Счастлив познакомиться, Ирина Григорьевна, – сказал он, – чем могу служить?

        – Мне надо с вами поговорить.

        Голубые глаза Цоя смотрели, казалось, под кожу Ирине.

        – Разумеется. Можно уточнить – это надо вам или Слябу?

        Ирина попыталась выдержать взгляд Цоя, и несколько секунд ей это удавалось. Потом она сморгнула и отвела глаза в сторону. Вгляд ее невольно упал на небольшой столик подле хозяйского кресла Цоя, и Ирина увидела там фотографию одной из известных российских певиц – наверное, жены или любовницы Цоя. Певица была сфотографирована в коротком красном платье на фоне роскошной спальни, а сама карточка была повернута лицом к посетителям, а не к Цою. Видимо, хозяин кабинета любил демонстрировать свое имущество.

        – Это надо мне, – ответила Ирина, – Слава… понятия не имеет, что я сюда приехала. Не думаю,