президента Российской Федерации, — с серьезной миной объяснил Денис.
— А если Арбатов вас пошлет куда подальше? Черяга пожал плечами.
— Тогда — Генпрокуратура, телевидение, западные банки и прочие маленькие радости. Я очень надеюсь на вас, что вы объясните Александру Александровичу, что ему не следует лезть на рожон. Я полагаю, что вы склонны вести себя более разумно, чем он.
— И после этого вы отдадите пленки?
— После этого мы прекратим дело против Лося.
— А пленки?
Черяга пожал плечами.
— А вы можете гарантировать, что через год Арбатову не захочется повторить наш маленький роман?
— А вы можете гарантировать, что после того, как мы для вас вытрем собой Генпрокуратуру, вы не сбросите компромат в прессу?
— Ну мы же не сумасшедшие. Вы, по моему, довольно ясно выражались насчет общественного строя России.
Денис встал, прощаясь.
— По моему, мы все обговорили, — сказал он, — я думаю, что сегодня или завтра мне еще придется разговаривать с Арбатовым… Я бы на вашем месте немедленно к нему поехал.
Лучков захлюпал носом и раскашлялся. Денис аккуратно сложил бывшие при нем бумажки в «дипломат», защелкнул замки и направился прочь из гостиной.
— Я должен был догадаться, — сказал с внезапной тоской Лучков, — собака Баскервилей.
— Что?
— Калягинская псина. Шекель. Он не разлюбил вас. Вы якобы вдрызг поругались с его хозяином, а жуткий пес продолжал облизывать вас при встрече. Это мой прокол.
Лучков помолчал.
— Интересный вы человек, Денис Федорович, — наконец сказал он, — вы мне вот что ответьте: неужели вы не задумывались над тем, что был момент, когда именно вы могли стать единоличным хозяином завода?
— В смысле?
— Вы распоряжались деньгами «Стилвейл». Если бы после решения совета директоров о размещении эмиссии злодеи из банка «Ивеко» застрелили бы гаки Извольского, вы бы все равно разместили эмиссию. А акции купили бы сами. Как Извольский — четыре года назад.
— Я не Извольский, — сказал Денис.
— Да. Вы все таки не хозяин. А визирь. Нет в вас чего то этакого… Вон, даже шпаргалку с собой взяли…
— До свидания, Иннокентий Михайлович. Я думаю, мы вечером увидимся в банке.
И ладонь Черяги легла на ручку двери.
— Денис Федорович, — на прощанье позвал Лучков, — можно один вопрос?
— Ну.
— Скажите, вы нравитесь Ирине Денисовой?
— Нет.
— А нравились?
— Какое вам дело?
— Я точно знал, что вы ей нравились, — сказал Лучков. — я знал это потому, что был уверен, что вы с Извольским поругаетесь из за Иры. Вы были явно друг к другу неравнодушны, а физически вы, извините, куда привлекательней Извольского. Парализованный Сляб со своей свиной ряшкой просто не имел шансов…
Лучков помолчал.
— Вы отдаете себе отчет, что вы перестали ей нравиться после того, как начали вести себя как хам? И что Извольский, расписав для вас роль хама, рассчитывал именно на это? Что он разводил не только банк, но и вас, своего ближайшего друга и доверенное лицо?
Губы Дениса сжались в тонкую полоску. — Я всегда отдавал себе в этом отчет, — сказал шеф службы безопасности Ахтарского меткомбината. — До свиданья.
Повернулся и мягко вышел из вражеской гостиной.
ЭПИЛОГ
Вячеслав Извольский, генеральный директор Ахтарского металлургического комбината, встал на ноги спустя два месяца, после трех тяжелых и очень дорогих операций в швейцарских клиниках. Он похудел на двадцать три килограмма и навсегда потерял свое прежнее богатырское здоровье.
Банк «Ивеко» был признан банкротом спустя месяц после того, как Лося застукали в особняке Извольского. Западные и отечественные кредиторы быстро выяснили, что денег в
