ворам
и лавочникам просто как Десятый Судья, и его помощник Нан, явились к
воротам Небесного Дворца. Там они покинули повозку, и пошли пешком, как и
полагается всем чиновникам, не имеющим высшего ранга. Идти было далеко, и
десятый судья, человек пожилой и шарообразный, весь вспотел.
Господин Нарай сидел в своем дворцовом кабинете, окруженный
чиновниками и указами. Это был сухопарый чиновник в платье синего цвета,
расшитом павлинами и павами, с желтоватыми глазами и редкими волосами, и
было видно, что Бог меньше старался над его лицом, чем портной - над его
платьем.
Подчиненным своим Нарай внушал трепет. Однажды мелкий чиновник заснул
над указом. Чиновник проснулся, когда Нарай потряс его за плечо, и тут же
умер от ужаса. Господин Шия, любимый помощник Нарая, угодил ему тем, что
однажды Нарай отдал ему документ и забыл, а через три месяца вспомнил, - и
тут же Шия вынул документ из папки. Господин Нарай был так бережлив, что
единственной серьезной статьей расходов в доме были розги для слуг. Он
держал перед кабинетом священных кур и всегда говорил: "Чиновник должен
печься о бедняках, как курица о цыплятах." Все мысли господина Нарая были
направлены на благо государства и на искоренение зла. Господин Нарай
говорил, что чиновники - это как кулак, полный мух: только разожми кулак,
улетят; и ему не нравилось, что люди все разные, как носки на неряхе. За
последние два месяца Нарай поднимался во мнении государя все выше и выше,
и дело дошло уже до того, что инспекторы, посланные по провинциям,
возвращались в столицу с поддельными документами и в чужом платье, из
боязни выставленных Нараем застав, на которых отнимали подарки.
Нан и старый судья совершили перед любимцем государя восьмичленный
поклон. Нарай посмотрел на чиновников и спросил:
- Вам известно, зачем я вас позвал, господин Нан?
- Отчет, который я составил, был полон ошибок.
- Каких? - спросил Нарай.
- Я не вижу в нем ошибок. Если бы я их видел, я бы их не сделал.
Приближенные всплеснули рукавами от такой наглости. Нарай пристально
смотрел на молодого чиновника, почтительно склонившегося в поклоне.
- С некоторых пор, - сказал Нарай, - судья десятого округа стал
предлагать мне отчеты, отличающиеся глубиной мысли и верностью суждений, и
упорно выдавал их за свои, хотя я его два раза поймал на том, что он даже
не помнит примеров мудрости, упомянутых в отчетах. Тогда я перестал
хвалить отчеты, и жестоко разругал последний за допущенные ошибки, - он
отперся от авторства и назвал ваше имя.
Нарай поднялся из-за стола. Чиновники и секретари замерли.
- Вы не сделали никаких ошибок, господин Нан.
Любимец государя внезапно повернулся и, взвизгнув, ткнул в судью
пальцем:
- А вы? Могу ли я поверить, что судья, который присваивает себе
отчеты подчиненных, удержится от того, чтобы не присвоить добро
подсудимых?
Судья повалился в ноги сановнику. Свита Нарая одобрительно кивала
головами.
Старик оборотился к статуе Бужвы, высоко поднял руки и воскликнул:
- О Бужва! Кому справедливей быть судьей десятого округа, - тому, кто
распоряжается делами на словах или тому, кто распоряжается на деле?
Свита стала кивать в том смысле, что тому, кто на деле, конечно,
справедливей.
Господин Нарай приказал принести черепаховый реестр, вычеркнул имя
господина Радани из листа назначений начальников столицы и вписал туда имя
господина Нана, и ударил в медную тарелочку.
- Следующий!
За дверьми кабинета для меньших аудиенций, белыми с зеленым дверьми,
изукрашенными вставшими на хвосты змеями, господин Радани
