всего, не заметил.
— И Моцарт пришел к тебе?
— Да. Сказал, что ему все известно. Попросил долю.
— Большую?
— Да. Половину.
— А сколько всего пришлось на твою долю?
— Сто пятьдесят тысяч долларов.
— И семьдесят пять взял Моцарт?
— Да.
— А ты знаешь, что Моцарт заигрывает с долголаптевскими? Известна тебе такая группировочка? Моцарт у нас не самый сильный вор, он с помощью долголаптевских Ирокеза хочет подвинуть… Тебе не пришло в голову, что Моцарт тебя с наценкой продаст долголаптевским, а те, в свою очередь — с наценкой банку «Ивеко»?
Скоросько молчал.
— Почему ты не пришел ко мне или к Вовке, когда начались бандиты, а? Почему ты не сказал, что по дури упорол косяк, но вот какая случилась история?
— Ты бы меня уволил.
— А сейчас?
Скоросько глядел на Дениса отчаянно, как мышь глядит на кошку.
— Денис, не увольняй меня.
— Извини, Вадим.
— Ну хоть замом инженера оставь!
— Нет.
— Ну хоть в цех сошли!
— Ты уволен, Вадим.
— Денис, но это же копейки! Двести тысяч — что такое для завода двести тысяч! Я все верну, даже то, что Моцарт взял! Я свой дом продам!
— Твой дом тебе не принадлежит, Вадим. Он построен на ссуду, взятую в банке «Металлург». Если я не ошибаюсь, ссуда до конца не выплачена. Из дома тебе придется уехать. В ближайшие три дня.
— Денис! У меня же жена! Дети!
Черяга, не мигая, смотрел на своего бывшего коллегу. Жена Скоросько была симпатичная пятидесятилетняя толстушка, учительница русского языка и литературы, так до сих пор и не бросившая школы. Axтарск был не таким большим городом, и очень многие учились у Галины Скоросько или отдавали учиться в ее школу своих отпрысков. Что же до детей Скоросько, то их было двое, оба студенты в Оскфорде. Вера училась хорошо и имела какую то стипендию, а учебу Виталика оплачивал комбинат.
— Денис! Я не верю, чтобы Славка мог…
— Не заставляй меня повторяться. Ты уволен, Вадим.
Скоросько неожиданно вскочил.
— Ах так… Ты… ты… грязная сволочь… Сколько мы должны «Металлургу»? Уже шестьсот лимонов, да? Мне нельзя украть двести тысяч, ты со Слябом можешь украсть шестьсот миллионов, так? Ты кто такой? Да ты в цех раз в два месяца ходишь, ты бестолочь московская… Да я тебя…
— Только попробуй, Вадим. И сядешь вот за это. Денис ткнул пальцем в договор. — Тебе будет очень приятно, когда Галя тебе передачи будет носить?
Скоросько опустился обратно на стул. Потом спрятал лицо в руки и глухо, отчаянно завыл. Вовка Калягин невозмутимо стоял за ним, скрестив руки на груди. Потом Скоросько поднялся, как слепой. Обошел стол, цепляясь неверной рукой за матовую его поверхность, пошатнулся — и бухнулся в ноги Черяге.
— Денис! Не надо! Умоляю — все отбери, дом возьми — на заводе оставь!
Денис отшатнулся. Вовка Калягин схватил главного инженера за плечи:
— Вадим, уймись!
— Дай мне со Слябом поговорить! Он… он этого не сделает!
Скоросько скорчился на полу жалкой кучкой и плакал. Ворот овечьего полушубка топорщился над розовой залысиной, окруженной венчиком немытых волос. Он плакал довольно долго, пока Вовка Калягин не поднял его с пола и не утащил в предбанник. Вернулся Калягин спустя минуту.
Денис нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:
— Верочка, я сейчас пойду пообедаю, а к двум часам пусть подходит Сташевич. И еще напечатай два приказа. О снятии с должности Вадима Скоросько и о назначении главным инженером Олега Ларионова. И Ларионов тоже пусть подходит, к половине третьего.
А потом Денис Черяга прошел в комнату отдыха, аккуратно раздернул узел гастука, бросил в кресло пиджак и снял рубашку. На спине и под мышками рубашка
