потом протянула руку к тарталеткам на кружевной фарфоровой тарелочке.
— Можно?
— Ты что, так есть хочешь?
— Я не ужинала, двенадцати ждала. Так можно?
— После поешь, — сказал Денис, — раздевайся.
Утром Дениса разбудил ликующий звонок из Ахтарска.
— Мы ее продули! — кричал захлебывающийся от счастья Скоросько, — цинк — ноль! Весь в шлак ушел!
Скоросько сыпал техническими подробностями, Денис перестал его понимать с третьей фразы, но главное уловил: Скоросько и доменщики самолично изменили схему продувки «Ивановны» и, не останавливая производства, просто сдули весь цинк со стенок к чертовой матери. Это был их рождественский подарок директору.
— Славка как услышал, так чуть в постели не запрыгал! — орал Скоросько.
Захлопнув телефон, Денис перевернулся на бок, помотал головой и открыл глаза. В углу спальни корчил рожи немой телевизор, который они ночью забыли выключить. Столик с шампанским и закусками основательно опустел. Тамара Векшина не спала, а лежала, свернувшись в клубок, и глядела на Дениса своими внимательными и очень печальными глазами.
— А правда, что ты теперь на заводе главный? — спросила Тамара.
— Я — зам генерального.
Тонкие пальчики Тамары неслышно пробежались по коже Дениса, Черяга блаженно зажмурился.
— Нет, ты не главный, — спокойно сказала Тамара. — Ты очень несчастный, а главные такими несчастными не бывают.
Денис перекатился на живот.
— Кто тебе сказал, что я несчастный? Тамара помолчала. После ночных трудов пудра с ее лица совсем осыпалась, и синяк был виден очень хорошо.
— Давно он тебя ударил то?
— Два дня назад.
— Хочешь заняться чем нибудь другим? Могу секретаршей устроить.
— Зачем? — сказала Тома, — я больше секретарши получаю. А работаю меньше.
— Хочешь переехать в Ахтарск? Только учти, у нас этим делом занимаются за рубли. Триста рублей в час в Ахтарске, триста пятьдесят в Сунже.
— А к тебе нельзя переехать? — подумав, спросила Тамара.
— Нет.
— Это из за синяка, да?
— Это не из за синяка.
Денис встал и ушел в ванную, а через несколько минут снова вернулся в постель. Тамара откинула одеяло и стала осторожно целовать его грудь. Денис жадно задышал и пригнул девочку ниже, та немедленно все поняла, и через секунду ее черная головка оказалась у его бедер. Денис благодарно закрыл глаза.
Денис не слышал, как в наружную дверь номера постучали. Затем кто то вошел в коридорчик, скрипнула, растворяясь, дверь спальни, и низкий женский голос произнес:
— Денис, я просто зашла сказать, что со Славой лучше, и спасибо за подарок…
Голос замер. Денис открыл глаза и увидел, что в дверях спальни стоит прямо таки пунцовая Ирина, и смотрит круглыми, как блюдца, глазами, на голого Черягу и на девочку, копошащуюся у его бедер. Это продолжалось, наверное, мгновение, потом Ирина опомнилась и вылетела вон из номера.
Испуганная Тома подняла голову. Теперь, в свете дня, синяк казался все таки невероятно большим.
— Убирайся, — сказал Денис.
— Что случилось? Кто эта…
— Убирайся. Бумажник в гостиной на столе, деньги в бумажнике. Убирайся.
Декабрь и январь стали самыми безумными месяцами, которые помнил Черяга. Практически на него были возложены все обязанности Извольского. Плюс — собственные обязанности Дениса. Плюс — оборона осажденного комбината. Плюс — переговоры с губернатором, судом, банком, митинги протеста, интервью с журналистами и прочая, и прочая, и прочая. К тому же Денис не был самостоятельной фигурой. За всю стратегию отвечал Извольский. За все финансовые операции комбината тоже отвечал Извольский. Извольский был прикован к постели в Москве и думал, думал, думал. По
